Гойда. Джек Гельб
опричники собрались, ни в праздной их потехе. Государю об том было доложено, да не единожды, но до последнего Иоанн хранил равнодушное и холодное молчание. Оттого никто не ожидал увидеть великого царя. Один за другим опричники скидывали шапки прочь, кланялись. Иоанн ежели и отвечал, то лишь коротким кивком да холодным взглядом.
Юный Басманов всё не перевёл духу, когда с ним поравнялся царь. Они не обмолвились ни словом. Фёдор лишь склонил голову, не слезая с лошади, а Иоанн ответил медленным кивком и тихой улыбкой. Затем государь окинул взором свою мрачную братию. Они напоминали единое чёрное многоликое облако.
– И чей же сей лихой жеребец? – спросил Иоанн, обратившись к опричникам.
Братия расступилась, дав немцу предстать перед государем.
– Мой, светлый государь, – с поклоном ответил Штаден. – Десятого дня купил.
Иоанн одобрительно кивнул, разглядывая и скакуна, и наездника.
– И во сколько же он обошёлся? – спросил царь, медленно переведя взгляд на немца.
Штаден усмехнулся и развёл руками.
– Сколько бы ни стоил, всяко принадлежит вам, великий царь, – кивнул Андрей, чем вызвал улыбку на величественном лице Иоанна.
Царь одобрительно кивнул, оценив жест немца, и принялся взглядом искать в толпе опричников рыжебородое лицо Малюты Скуратова. Григорий тотчас же предстал перед государем, склонив голову.
– Пожалуй Андрею серебром за жеребца, – повелел владыка. – Коня определить в конюший приказ.
Штаден положил руку на сердце и поклонился. Фёдор спешился и отдал поводья Андрею.
– Ежели поведёшь его в конюшню, вели сей ночью снарядить, – произнёс Басманов. – Видать, по тому, как он гривою всё встряхивает, всё рвётся вскачь.
С теми словами Фёдор сел верхом на свою лошадь Данку. Во главе с великим царём направились опричники обратно в Слободу. Путь не занял много времени. Во дворе, едва спешившись, Иоанн подозвал Фёдора к себе жестом. Тот повиновался и, кротко склонив голову, проследовал за государем.
– Ты, Федя, гляжу, нарезвиться рвёшься? – спросил царь, ступая на мягкий снег.
Юноша лишь вскинул бровь, будто бы и не смекая, куда клонит государь.
– Ведь зимою сам нарвался, – с деланым сожалением вздохнул Иоанн.
Фёдор усмехнулся да мотнул головою.
– Ох, светлый государь, помилуйте! Уж и забыл я про спор тот треклятый, – якобы сокрушаясь, выпалил Басманов.
– Что за спор? Так точно же! – радостно произнёс Иоанн, будто бы припомнил какую мысль, что вечно убегала от него. – Верно, верно, – закивал государь. – Неча уж серчать, ежели сам и напомнил.
Фёдор развёл руками.
– Не ведал я, ветреною головою своей, что задача та непосильною будет мне, – с сожалением вздохнул юноша. – И право, искал я ту красу, что взволнует вашу душу…
– Не мой приказ, не моя и ничья воля не склоняли тебя к тому, – Иоанн пожал плечами, ступая на массивные каменные ступени. – Лишь своей волею на то и вызвался.
Басманов