В одном чёрном-чёрном сборнике…. Влада Ольховская
вкусно пожрать на халяву, приближался, пыхтя и сметая все на своем пути внушительным пузом. В голове у Гаррика пронеслась паническая мысль, что если он и остался жить после инфаркта, то сейчас точно задохнется в объятьях Веньки. Ко всему прочему толстяк явно намеревался целоваться.
– Да, слава Богу, обошлось, – уворачиваясь от грядущих приветствий, насколько можно дружелюбней выдавил из себя Горислав.
– А врачи что говорят?
Венька доверял врачам и здоровому образу жизни. Он был преданный и осторожный любитель всего правильного и безопасного. Его натюрморты сочились свежими продуктами, если яблоки – то до глянца крутобедрые и красные, если ветчина – нежно-розовая. Кроме продуктовых натюрмортов, Венька ничего рисовать не пробовал, ему хватало – покупали, как горячие пирожки, которые он тоже, кстати, изображал с неизбывной любовью.
– Да говорят, что излишеств мне нельзя теперь.
– Ну, какие излишества у нас, бедных художников? – скорчил скорбную физиономию Венька. – На выставку идешь?
Вопрос был явно риторический, так как стояли они на крыльце выставочного зала. Гаррик даже сквозь стеклянные двери ощутил напряжение пространства.
– Вот же черт, – бросил в сердцах. – Машка здесь уже?
Венька пожал плечами:
– Судя по всему…
Как-то шестым чувством Гаррик понял, что происходит. Бросив Веньку на полуфразе, устремился внутрь.
Его работ в этой галерее не было, да и не могло быть. «Собиратели чудес» – так называлась экспозиция, призывающая каждой картиной радоваться жизни. Гаррик пытался радоваться, но у него это всегда плохо получалось. Никогда в его работах не светились всепрощающим теплом глаза. Он, Гаррик, был охотник. Не собиратель.
Не его это: умилительные Красные Шапочки на коленях у Серых волков, взлетающие в бездонную высь города, заслужившие небывалую легкость, Венькины же наливные яблочки да пироги из чудо-печки…
Но сейчас благодушие и умиротворение явно были нарушены. В гнетущей тишине между ценителями сказочного искусства проносился пугающий шорох. Это трепетали картины, развешенные на тонких, но крепких бечевках. От напряжения, витающего в воздухе.
Ну, и еще нечто нарушало чопорность и правильность пространства.
– Что, не слышите? Они чувствуют его приближение… Картины эти ваши сопливые чувствуют.
Гаррик не ошибся. Машка была уже на хорошем взводе. Покачивался ее длинный вытянутый профиль, именно она размахивала бокалом, притягивая к себе внимание внезапно притихшего зала. Шампанское небольшими всплесками расцветало на ее белой футболке.
– А, бл…ди, испугались… Теперь-то точно…
– Мария! – выдохнул Гаррик с привычным отчаянием.
Он тут же понял, что для него вечер окончен, так и не начавшись.
– А… – ласково обернулась Машка. – Ты пришел. Один? Никого нет с тобой? Чувствую, что нет.
Посетители, увидев Горислава, отмерли, зашевелились. Они были постоянными любителями,