3 ряд, 17 место. Наталья Славина
зачем замешивать весь этот ужас вокруг? Я не хочу, чтоб он меня ненавидел. Я не хочу перечеркнуть все эти годы нашей счастливой жизни, пусть вспоминает их с теплотой. Тем более дети есть, внучка, значит, мы родные уже навсегда. Так ведь?
Самое неприятное было, что новая жена Сашеньки стала приходить вместе с ним ко всем нашим общим друзьям, которые остались еще со студенчества. И несколько раз мы сидели за одним столом – наши однокурсники с женами-ровесницами, Сашенька, я и его молодая жена. И, конечно, все сравнивали. И он сравнивал, понятно. А она была красивая. Потому что молодая. Молодые ведь все красивые очень. Да-да, это так бывает всегда. Когда я сама была молодая, то копалась в себе, выискивала недостатки, чего-то там разбиралась по мелочам в своей, в чужой внешности. А теперь вот вижу молодых – они красивые все, все абсолютно! У них взгляд прямой, смелый, глаза искрятся, кожа упругая, волосы густые, ноги стройные, у них смех на поверхности, все чувства, любовь, желания – вот они здесь, черпай и напивайся. Они страстные, искренние, сгорают так, чтоб тут же возгореться с новой силой. И это видно сразу. Нет среди них некрасивых, нет, не бывает.
А пожилые – что? Берегут себя, свои эмоции, здоровье, нервные клеточки осторожненько пересчитывают, сколько там их осталось, хватит ли до конца жизни. Они все уже проходили, видели по сто раз, выводы сделали, опытные, им не впервой этот огонь, можно и пригасить, чтоб лишь теплился слегка. Так и чего уж так гореть, сгорая? И это видно по ним, отражается все во взгляде, походке, смехе. Пожилые некрасивые, они тлеют еле-еле. Какая уж тут конкуренция молодым? Говорят, пожилые умные, и в этом их красота. Нет. Ум – глубина, докопаться до нее еще надо, и ум разный бывает – добрый, теплый, щедрый, но и злой бывает, противный, стариковский. А красота – вот она, ладонью по ней провести можно, так близко и понятно каждому.
И вот я смотрела на Сашенькину новую жену и тоже понимала, какая же она красивая. А потом подумала, но лет через двадцать ведь она будет такая, как я. И, может, даже хуже – потолстеет, подурнеет, постареет больше. И это нечестно сравнивать меня сегодняшнюю с той, которая моложе. Надо сравнивать нас в одном и том же возрасте. Но когда ей станет пятьдесят, то и Сашеньке будет намного больше, и опять она для него молодая, а я совсем старуха. Мне захотелось увидеть ее в старости. Мне даже было все равно, что там думает о ней Сашенька. Я хочу увидеть, как она состарится, станет располневшей, неаккуратной, седой. Ведь будет же она такой когда-нибудь?
Сильно тогда этого захотела. Мы сидели опять за одним праздничным столом, Сашенька ухаживал и за ней, и за мной. Причем она была победителем – яркой, молодой, желающей детей, – а я вроде проигравшая получалась, гораздо старше – баба Вера, как ни крути.
Под разными предлогами я перестала ходить на встречи друзей. Но Сашенька иногда заглядывал ко мне – просто так, попить чайку, поболтать. Мы так и не развелись официально. Мне кажется, он меня жалел, а я и не поднимала этот вопрос. Какая разница?
Мы виделись с ним на праздниках у наших детей, внуков. А ее – новую жену – встретила потом лишь дважды.
Первый раз на похоронах Сашеньки. Он умер от сердечного приступа внезапно, очень быстро. Молодым еще был, шестьдесят с