Смерть всегда рядом. Борис Таукенов
Березовскому, и вместо нашей финансовой структуры уполномоченным по выполнению задачи всероссийского масштаба будет назначена другая, подконтрольная всесильному олигарху. Да что мы! Такого поворота в событиях не ожидало и мое московское руководство. Не понял я сразу и то, какой серьезной опасности подвергал себя, став невольным участником борьбы за право распоряжаться бюджетными средствами. Только спустя некоторое время сумел сполна осознать, каким убийственным жаром дышала на меня другая война, война за чеченские деньги, невидимая и страшная, беспощадная в своей патологической корысти. И очень прискорбно, что им, выросшим в объемах за год почти вдвое, так и не суждено было дойти до Чечни и чеченского народа.
А тогда для себя решил, что в сложившейся помимо моей воли ситуации самым разумным было наладить дружеские отношения с тем, кто безосновательно и преждевременно проникся предвкушениями финансового рая и его высокопоставленным покровителем. И это не составило большого труда. Руслан оказался человеком в меру разумным и покладистым. Смирившись с тем, что надежды не всегда сбываются, он ни в чем не перечил мне, во всем соглашался. Тем более, что по приказу из Москвы немногим позже был вынужден назначить его своим заместителем по Чечне, о чем, впрочем, ни разу не пожалел. Вскоре искренними симпатиями ко мне проникся и генерал ГРУ Евгений Семенович Стаценко. Стал часто наведываться ко мне в офис. Где-то в глубине души даже жалел меня.
– Угораздило же тебя так сильно влипнуть, – сочувственно произнес он, придирчиво изучая результаты проведенного ремонта. – А вход в квартиру грамотно сконструирован, – решетка внутри, а не снаружи. Если взорвут, то она останется цела и будет серьезной преградой.
– Да не сможет никто даже подойти к дверям без моего ведома, – смеялся я в ответ, стараясь заглушить все сомнения и тревоги, которых с каждым днем пребывания в Грозном становилось все больше и больше.
– Это почему же? – спросил генерал, пристально вглядываясь мне в лицо.
– Дамка никого из чужих не пустит. Всех своих она уже знает. Причем даже им разрешает заходить в офис только с девяти утра до шести вечера. До того или после того, – только по моему приказу.
Дамкой звали маленькую неприглядного вида кривоногую дворняжку, которая громким лаем встретила нас у подъезда во время первого осмотра квартиры. Не переставая раздирать свое луженое горло, отчаянно бросалась именно под мои ноги со страстным желанием вцепиться в них своими маленькими, но очень острыми и ослепительно белыми клыками. Но со временем, поставленная мной на довольствие, как выражаются военные, она ответила такой любовью и преданностью, на которую способны только собаки. С восторгом встречала каждый раз после моего кратковременного отсутствия. И столько счастья слышалось в звонком собачьем лае, что иногда становилось искренне жаль ее: ведь рано или поздно нам придется расстаться.
На мою попытку пошутить генерал не среагировал. Продолжал