«Клоун», или Я падаю к себе. Тимофей Требла
отдохнуть к друзьям. Папа не был Семе родным отцом. Мама говорила, что он много для них делает, но продолжалось это не слишком долго.
О Семе в эти выходные дни заботилась соседка, Юлия Ивановна Родионова. Юлия Ивановна была очень живая сухонькая старушка, добрая и гордая. Семе с ней было лучше, чем с родителями. Она разговаривала отчетливо и неторопливо. Семе нравилась ее просторная комната, большой круглый стол, на котором лежал чистый белый альбом для рисования, акварельные краски и цветные карандаши. Пойманный ее спокойным голосом, Семен переставал болтать ногами, застывал в случайной позе и вслушивался. Ее строгие глаза всегда улыбались. Юлия Ивановна и Сема гуляли, говорили, дружили. С Юлией Ивановной было хорошо друзьям, многочисленным родственникам, и даже среди обитателей огромной коммунальной квартиры у нее не было недоброжелателей.
Юлия Ивановна работала главным фармацевтом в больничной аптеке. Она изобрела чудо мазь, залечивающую раны, защитила диссертацию, но из-за приготовлений к полагающемуся в таких случаях банкету занемогла. С высокой температурой она слегла в свою же больницу. Дело шло на поправку, но появились боли в животе. Обследование выявило рак. Из больницы она так и не вышла.
Ну а в те выходные дни все было еще очень хорошо. Сема отсыпался двое суток кряду. Он спал и смотрел сны. Он просыпался, если его зачем-нибудь звала Юлия Ивановна. Его сон прерывался на интересном месте. Сема вставал поесть, или, если не хотел, говорил что у него все в порядке, опять ложился на матрац на пол головой на подоконник (подоконники в доме бывшем ранее монастырем были чуть выше щиколотки) и продолжал смотреть прерванный сон. Лежа на подоконнике, он видел, как его друзья играют в штандр, в ножички или вышибалы. На высоте низенького второго этажа Семену думалось, что он лежит на палубе шхуны, которая плывет по его двору. Он одновременно находился и во дворе, и в комнате. Детские голоса доносились со двора, звонко и бесформенно. Сема закрывал глаза, вспоминал окончание сна и смотрел дальше.
Проснувшись среди ночи, Сема видел опрокинутый оконный проем и глубокое изумрудное небо. Было тихо. Молчали даже листья на березе, одиноко замершей посреди голого двора. Ему становилось страшно. Небо дышало и смотрело на него. Сема боялся упасть в небо и заблудиться в его зеленой гуще. Внутри неба нет снов.
В конце второго дня в воскресение вечером Сема с радостью откликнулся на зов сверстников. Он здорово по ним соскучился.
В прежние времена, когда лето набухало зрелостью, вдруг, будто выдохнувшие все свои печали, начинали благоухать кусты жимолости и акаций. Густыми, будто нарисованными сажей вечерами они в один миг насылали на мир ряды серьезных сердитых разведчиков – майских жуков. Жуки тяжеловесно и прямолинейно чертили пространство всегда на одной высоте, высоте лба второклассника. И когда бегущий мальчик и жук сталкивались лоб в лоб, мальчик останавливался, проверял свой лоб ладонью и озирался по сторонам пока не находил жука, что бы убедиться, что с тем все в порядке. Жук тоже озирался, он некоторое время летал вокруг