Язык цветов из пяти тетрадей. Михаил Синельников
потом темноту,
В старых людях люблю я усталость,
В них тепло угасания чту.
Так не всё ещё жизнь угасила,
Миновавшего светится весть,
Будто некая скрытная сила
В глубине этой слабости есть.
То, что, как бы душа ни устала
От обманов, трудов и утрат, -
Повидавшего в жизни немало
Побуждает смотреть на закат.
«Степь опьяняет, как впервые…»
Степь опьяняет, как впервые,
И вновь дорога далека,
И над кочевьем-кучевые,
Кочующие облака.
И всё вытягивают степи,
И умножаются стократ.
Их отступающие цепи,
Отодвигаясь на закат.
Где, словно первая влюблённость,
И розовость ещё видна,
И одолели отдалённость
Мечтательность и глубина.
Звук
Как знахарь к родникам и кладам
Подходит с помощью лозы,
Мне звук певучий где-то рядом
В ночные чудится часы.
Но, может быть, источник звука —
В дремучей чаще, и она
Пришельца гонит многоруко,
Путь заграждает, как стена.
Уже давно ему не внемлем,
Лишь погружаемся в туман,
Беспечно странствуя по землям
Всех этих кривичей, древлян.
Но с их певучестью былинной,
С той призабытой так давно
Их драгоценной сердцевиной,
Поэта сердце сроднено.
«Что из себя осталось вытрясти…»
Что из себя осталось вытрясти?
Какие вспомнятся новеллы?
Но больше нет мастеровитости,
Всей повести сильней пробелы!
Как будто в сердце что-то хрустнуло…
Нечаянно облившись кровью,
Для творчества созрел ты устного,
Приблизился к молитвословью.
И вот уже отстал от моды
На резком выломе
И разучился в эти годы
Писать чернилами.
Послесловие
Вдруг опадают листья сада,
Бассейнов меркнут зеркала,
И вот когда Шахерезада
С последней сказкою пришла.
Ну, что ж, уже не плыть Синдбаду,
Никто не вымолвит: «сезам»,
И джинн, вселившийся в лампаду,
Не снизойдёт к пустым слезам.
С чем просыпаться на рассвете
И в сумерках чему внимать?
Но перед шахом плачут дети,
Кричат и обнимают мать.
Так удержи клинок дамасский,
Аллаха больше не гневи
И вспоминай, как вечер сказки
Преображался в ночь любви!
Бессмертие
Коринна, Лесбия, Лаура, Беатриче.
Алеонора и Элеонора.
И Жанна… Да, не только незнакомкам
Бессмертье дарят пылкие поэты.
Шарлотта и Фредерика… Он был
Любвеобилен… Некая «Зулейка»
И Ульрика, прожившая так долго.
Амалия. Марыля Верещак.
Грузинка Мери… А у нас в России —
Карамзина. Пожалуй,