Полночь в Эвервуде. М. А. Казнир
с чувственными нотками, которые делали его необычайно интимным.
– Ощути движение, оно должно быть эфемерным и мимолетным, как взлетающее крыло. – Она тростью приподняла подбородок Мариетты. Мариетта покачнулась, пытаясь удержать равновесие на кончике пуанта. – Балет живет в твоих костях; он течет в твоей крови. Он является самой сущностью личности балерины, обнажает ее самые сокровенные, присущие только ей качества; отказаться от него так же нереально, как отказаться от своей собственной души. Почувствуй это. Ощути изысканную боль, которую вызывает самая чистая форма любви, ибо именно это и означает танцевать балет.
Ольга отошла от нее. Мариетта смутно слышала, как она позвала остальных в студию, и комнату заполнили стройные ряды балерин. Воздух переполняли взгляды и любопытные перешептывания. Она заняла свое место у станка. В ней продолжал звучать голос Ольги.
Неприятное покалывание сменилось постепенно возникшим пониманием. Она не сможет сонно идти по жизни, состоящей из ланчей и обедов и из замужества, которое пригвоздит ее к одному месту, словно бабочку – стальными булавками, пронзившими крылья, красоту которой навсегда сохранят в стеклянной клетке, но сердце ее уже перестанет биться.
Ей необходимо вырваться на свободу.
Глава 3
Следующая неделя пролетела быстро и была дождливой. Дождевые тучи проносились над Ноттингемом, омрачая вечера и настроение в особняке Мариетты. Казалось, чем сильнее она цеплялась за последние дни занятий балетом, тем быстрее они от нее ускользали. Темные тучи давили на нее все сильнее по мере того, как репетиции рождественского балета «Спящая красавица» становились все напряженнее, к тому же они сопровождались спорами насчет будущего балерин, принятием решений и досужими сплетнями о Дроссельмейере, возникающими повсюду, куда бы ни пришла Мариетта. Разминаясь у станка в перерыве между репетициями, она услышала разговор двух знакомых девочек, которые переговаривались поверх ее головы.
– Мама телеграфировала в Париж и заказала наряд сильфиды для моего конкурсного показа в театральной труппе. Очень надеюсь, что его доставят вовремя. Я буду ужасно разочарована, если придется танцевать в другом платье; важнее всего соблюсти цветовую гамму «Сильфиды», – сказала Виктория, закалывая каштановые волосы в блестящий узел и окружив себя щедрым облаком духов «Роза Жакмино». Она театрально вздохнула. – Мне так хотелось бы, чтобы отец смог написать балет, в котором я бы продемонстрировала свои таланты; Марии Тальони несказанно повезло.
Харриет, прозаичная в той же мере, в какой Виктория увлекалась романтическими фантазиями, ответила:
– Кто-то мне когда-то говорил, будто пару ее балетных туфелек приобрела за мешок рубинов группа фанатичных балетоманов, которые затем сварили их и подали на обед под соусом.
Виктория сморщила носик:
– Как это отвратительно!
«Интересно, какой соус они выбрали», – промелькнуло в голове у Мариетты.
– Тебе следует