Полночь в Эвервуде. М. А. Казнир
голос Теодора прервал их разговоры. Дроссельмейер кивнул, поворачиваясь к двери. – А, Мариетта, наконец-то ты материализовалась. – Хрустальный бокал в руке Теодора уже почти опустел, что объясняло его веселое настроение. – Доктор Дроссельмейер, позвольте представить вам мою дочь, достопочтенную Мариетту Стелл.
Дроссельмейер повернулся и посмотрел на Мариетту.
– Я очень рад познакомиться с вами, – произнес он, отвесив немного старомодный легкий поклон.
– Я тоже, – ответила Мариетта и протянула ему руку. Он легонько сжал ее пальцы. Он оказался более высоким и более красивым, чем она запомнила его, мельком увидев недавно, и это объясняло большое количество слухов о нем. У него были ледяные голубые глаза, и она обнаружила, что не может оторвать от них взгляда. Нечто загадочное таилось в их глубине, и это приковало все ее внимание. Прежде чем она сумела понять, что это такое, непонятное выражение промелькнуло на его лице, а чувство погружения в ледяную глубину пропало, его глаза сделались самыми обыкновенными. Мариетта моргнула, отводя взгляд в сторону, и обнаружила, что он все еще держит ее руку. Она отняла ее с вежливой улыбкой, стараясь скрыть румянец, растекающийся по лицу и шее до самого корсажа. Если Цицерон был прав и мысли отражаются в глазах, то доктор ее удивил. Ее заинтересованность росла.
– Доктор Дроссельмейер был так добр, что подарил нам одно из своих изобретений, – сказала Ида, указывая на дорожные часы, стоящие на столике у дивана под большим портретом маленького Фредерика, похожего на ангелочка.
Гостиная, просторная, в сине-серых тонах, с белыми панелями и высокими окнами, со «Стейнвеем» в углу, была обставлена диванами в стиле честерфилд и мягкими креслами. Ее наполнял запах тепличной сирени. Шкаф из красного дерева тянулся вдоль одной из стен, в нем были выставлены лучшие реликвии семьи: несколько старых солдатиков Фредерика, вынутых прямо из коробки, с которыми ему играть запрещалось; фарфоровая кукла Мариетты в шелковом платье, с локонами, которую она любила и назвала Кларой, но она любовалась ею издалека, прижавшись ладонями к стеклу; их с Фредериком постановочные фото, с одинаковым выражением на ретушированных лицах, с которых убрали все эмоции, словно их никогда и не существовало. Рядом со снимком, на котором Фредерик держит свой диплом об окончании школы, было оставлено пустое место, ожидающее фотографии со свадьбы Мариетты. Она отвела от него глаза и подошла к часам.
– Чудесная вещь и очень искусно сделанная, – сказал Теодор, протягивая бокал ближайшему лакею. Тот поспешно его наполнил. – Я утверждаю, что на торговле подобными вещами можно сделать состояние.
Мариетте хотелось понять, почему отец изменил свое мнение: то ли он просто проявляет благодушие, выпив перед обедом с Дроссельмейером, то ли она что-то здесь упускает?
Она рассматривала часы. Это была изящная, но простая конструкция из черного ореха, единственным ее украшением служила гирлянда роз, вырезанная из дерева.
– Если позволите… – Дроссельмейер протянул