Школьные рассказы. Алексей Поликовский
открывать учебник, но он не знал немецких числительных и поэтому не мог понять, какая нужна страница. В цирковой позе, наклонив и вытянув всё своё гуттаперчевое тело, он свесился через ряд, пытаясь разглядеть, где открыты учебники у девочек Иры и Гули…
Всё, происходящее на уроке немецкого, потрясало его. Его потрясали немецкие слова – тем, что были так непохожи на русские. Эти слова залетали в него, и он с удивлением осматривал их, как эскимос севший рядом с чумом вертолёт; как лопастям и шасси, он удивлялся невиданным и неслыханным артиклям и суффиксам. В жизни своей он не прочёл ни одной книги до конца, а единственную толстую, которая была у него в доме – «Приключения Винни-Пуха» – сдал в классную библиотеку, признавшись честно: «Берите, Владимир Сергеевич, она мне всё равно не нужна! Я читать не люблю!» Текст, который все ребята сейчас читали по цепочке, передавая предложение как эстафетную палочку, для него был столь же тёмен, как табличка с шумерскими письменами: прямоугольное пространство, заполненное загадочными буковками. Он слушал, как ребята бойко произносят немецкие слова, удивлялся их тарабарскому звучанию и повторял про себя все эти «gehen», «kommen», «wir» и «mir»… Очередь дошла до него, он этого не понял и сидел, с выпяченной нижней губой глядя в текст. «Сенцов, твоя очередь, читай!» – возмущённо зашумели хорошие ребята. Он скорбно глядел на наполненное буковками пространство. Я подошёл и ткнул пальцем. Вся его фигурка выражала теперь невероятное напряжение – бледным маленьким лбом упёршись в страницу, он пытался одолеть положенное ему предложение. Но от напряжения и волнения в памяти его, и без того непрочной, путались русские буквы и немецкие. Он, глядя на слово, раз, другой и третий говорил его про себя и потом отрывисто выкрикивал резким, хрипловатым голосом. Так могла бы выкрикивать немецкие слова ворона. По классу поползли шум и смешки… «Молодец, хорошо!» – похвалил я, когда он одолел три слова и вступил в борьбу с четвёртым, но как в стену упёрся в сочетание «sch» и замолк потрясённо. Широко раскрыв глаза, он глядел на три загадочные буквы. Я раз сто объяснял ему, что вместе они читаются как «ш», но он всё равно пытался прочесть их по отдельности. Губы его обречённо шептали какую-то чушь. «Ну, Сергей, как читаются эти три буквы, помнишь?» Не поднимая головы, он всё пытался, но выходил какой-то хрип: «эсцыхэ…». Он сам понимал, что быть такого не может даже у немцев. – «Не помню, Владимир Сергеич!» – его светлая голова взлетела вверх, и честные глаза уставились в моё лицо…
Эстафетная палочка ушла дальше, и груз упал с его плеч. Некоторое время он сидел тихо, без мыслей и чувств глядя на закорючки и палки. Он чувствовал, что внимание учителя и класса переместилось в другую сторону. Быстро «стрельнув» глазами по сторонам, он запустил руки по локоть в портфель и рылся там, пока не вытащил промокашку. От неё он оторвал край, скатал и забросил в рот. Ещё один проверочный взгляд на учителя – и он яростно зашептал