Большая грудь, широкий зад. Мо Янь

      Услышав ответ Сянди, матушка закачалась и медленно сползла на пол.

      В это время из-за двери донесся громкий сиплый голос:

      – Давай, пойдем уже, барышня, сколько мне здесь прохлаждаться, тебя дожидаясь!

      Опустившись на колени, четвертая сестра поклонилась матушке в ноги. Потом встала, погладила по голове пятую сестру, потрепала по щеке шестую, щипнула за ушко восьмую и торопливо чмокнула меня в щеку. Потом все же ухватила меня за плечи и качнула из стороны в сторону. На лице ее отразилась буря эмоций, оно напомнило мне цветки сливы в снегопад.

      – Эх, Цзиньтун, Цзиньтун, расти большой и вырастай скорей, у семьи Шангуань только на тебя и надежда! – Она окинула взглядом комнату, и из горла у нее вырвался тоненький, как писк цыпленка, всхлип. Прикрыв рот рукой, будто ее тошнило, она опрометью бросилась к двери.

      Глава 16

      Мы думали, что по возвращении обнаружим лишь трупы Линди и Шангуань Люй, но все оказалось совсем не так. Жизнь во дворе кипела. Под стеной дома двое молодцев, склонив свежевыбритые головы, усердно починяли одежду. Было видно, что мастерства в обращении с иголкой и ниткой им не занимать. Двое других рядом, тоже сверкая бритыми затылками, со всем усердием чистили большие черные винтовки. Еще двое расположились под утуном: один стоял, в руке у него поблескивал штык; другой сидел на табуретке с белой тряпицей на шее, склонив мокрую голову, всю в мыльной пене. Стоявший время от времени приседал, несколько раз вытирал штык о штаны, потом свободной рукой брался за намыленные волосы и словно прицеливался штыком – куда бы его вонзить. Потом, пригнувшись и отставив зад, проводил штыком от макушки к затылку, снимая намыленные волосы, – появлялась сверкающая белизной полоска кожи. Еще один раскорячился перед корнями старого вяза, там, где у нас раньше хранился арахис. За спиной у него высилась целая поленница наколотых дров. Он заносил над головой наточенный топор на длинном топорище, на какой-то миг задерживал это сверкающее орудие в воздухе и, крякнув, с силой опускал, глубоко загоняя лезвие в старые корни. Упершись ногой в основание дерева, он двумя руками раскачивал топор и не без труда вытаскивал его. Потом отступал на пару шагов, принимал прежнюю позу и, поплевав на руки, вновь заносил топор. Корни с треском разлетались; одна щепка, словно осколок снаряда, угодила в грудь Паньди. Пятая сестра пронзительно вскрикнула. Те, кто чинил одежду и чистил оружие, подняли головы. Обернулись и парикмахер с дровосеком. Попытался вскинуть голову и тот, кого брили, но парикмахер попридержал его:

      – Сиди спокойно.

      – Тут нищие пришли, старина Чжан! – крикнул дровосек. – Еду просить, наверное.

      Из нашего дома, наклонившись, быстро вышел человек в белом фартуке и серой шапке с изрезанным морщинами лицом. Рукава высоко закатаны, руки в муке.

      – Попросите где-нибудь еще, тетушка, – дружелюбно начал он. – Мы солдаты, на пайке, и подать вам что-то не получится.

      – Это