Жених по объявлению. Виталий Кирпиченко
Рыцарь в ледяных доспехах! Интересно, сколько часов он будет оттаивать, чтобы смог хотя бы раздеться и разуться? Немцы под Москвой и Сталинградом лучше выглядели. – Посмотрев еще раз на меня критически, спросил: – Может, тебя в корыто или таз поставить? Натечет лужа – пол вздыбится.
Я доказал отцу, что для меня нет сложности раздеться. Я ловко выскочил из обледенелых штанов, оставив их стоять у жарко натопленной печи. Согреваясь, они размягчались и устало, сомлев, оседали. Валенки, больше всего напитавшие воды, еще долго переходили из одной стадии в другую. Они сначала потекли, потом размягчились, потом из них попер, как из паровозной трубы, пар, – это заставило маму отодвинуть их от печи подальше, потому что последняя стадия – возгорание – меньше всего нас устраивала.
Перекусив куском хлеба и кружкой молока, я принялся за ремонт салазок. Там один конек расхлябался, второй накренился, а консервная банка для маслянистого факела прогорела.
– Ты думаешь, он после речки сразу же кинется за книжки? – поведал часть тайны соседу отец. – Как бы не так! У нас еще пистолет не стреляет, граната не взрывается.
– И слава Богу! – лукаво улыбаясь, отозвался дядя Ефим. – Мои тоже раз пять пытались подорвать и начисто сжечь халупу. Бог милостив, спас от беды.
– От нас бы только он не отвернулся, – покачал головой отец. – Чтобы только нас одних оттянуть от беды, Бог должен дежурить, как пожарник, около нашего дома. А у него таких знаешь сколько! Только поэтому я не хотел бы быть Богом.
Прислушиваясь к разговору отца и соседа, учитывая их критические восклицания, я уселся за уроки.
«Это я спишу у Павловой, это нарисую на переменке, стихотворение наизусть меня не будут спрашивать – прошлый раз спрашивали, – рассуждал я, планируя занятия на вечер и следующий день. – Остается приготовить страшилку этой лупоглазой». Я достал резинку, нашел две палочки, стянул коробок из-под спичек, скрутил резинку, закрепил ее в коробке палочками и спрятал коробок в портфель, предвкушая эффект, когда из коробка выстрелит в лицо этой зануде скрученная резинка с палками.
Прибежав утром в школу, я не мог дождаться Павловой, у которой должен был списать решение задачки. Она заболела. Лупоглазая, глядя на коробок, который я ей протянул со словами: «Ты собираешь жуков. Вот, одного мне привезли из Москвы, он мне не нужен, возьми его».
– Дурак ты, рыжий, и шутки твои дурацкие, – ответила на это лупоглазая. Повернулась и пошла.
И со стишком получилась промашка.
– Кто не выучил стихотворение, поднимите руку, – сказала Зусия Юсуповна и провела по рядам, как прожектором, своими зрачками. Никто не поднял руки. «Неужели я один не выучил? – пронеслось в моей голове, ставшей вдруг горячей. – Если подниму, надо что-то придумать. Васька Хорек не поднимает, знаю, он тоже не выучил. Или поднять, признаться?» Мои сомнения разгадала Зусия Юсуповна.
– Орлов, выучил?
– Да… нет… не совсем… горло… кхе, кхе, простудил. Болел. Завтра…
– Понятно. Завтра