Лелег. Александр Лобанов
скот с собой брали в дальние походы.
Таким образом, Запорожская Сечь имела на вооружении лёгкий, мобильный, непотопляемый флот, который отвечал практически всем стоящим перед ней задачам, главнейшие из которых – борьба за независимость и достаточное снабжение, осуществлявшееся именно разбойными дальними походами. Сечь процветала, весьма эффективно пиратствовала на море, захватывая богатые вражеские галеры, громила в щепки османский флот и наводила ужас на прибрежные турецкие города.
В своё время у короля служил французский инженер Гийом Лавассер де Боплан. Он, будучи пытливого ума, очень заинтересовался этим чудом, «чайками» казаков, даже предлагал чем-то подобным оснастить флот Его Величества на Балтике, что само по себе имело утопические перспективы. Во дворцах Кракова и Варшавы только и было разговоров, что о них. Придворные по утрам, после кошмарных снов, таращились в окна, страшась узреть на зеркальной глади милой сердцу Вислы треугольные паруса. Восторженные о них вздохи Лавассера лишь добавляли перцу. Сигизмунд пыжился, подёргивал усиками, пытался сверкать очами, но горделивые искры быстро угасали в сумеречных исторических пространствах, едва вылетев из-под сановных ресниц. Запорожское казачество всё явственнее оформлялось в нечто могущественное, претендующее на статус государственности. С этим, хочешь не хочешь, приходилось мириться и всё чаще считаться, принимая те или иные политические решения.
Начало семнадцатого века. У султана ослепительной гордостью, розовой надеждой стратегической неуязвимости считалась на Чёрном море крепость Варна, напичканная небывалыми по размерам припасами. Одним заходом казаки разнесли её, добросовестно разграбив. Предварительно захватили в море десять огромных, вместительных галер. Загрузили битком и в сопровождении эскорта «чаек» увели в известном направлении. Султан был взбешён. В ярости стрелял из мушкета по звёздам ночью, днём по ненавистным бакланам и чайкам. Особенно чайкам. Запорол до смерти нескольких ни в чём не повинных визирей, передушил половину гарема, лично срубил десятки голов своим турецкоподданным. Потом, проконсультировавшись с известными военачальниками, мастерами фортификационного дела, распорядился перегородить Днепр толстыми железными цепями в месте, где любили шастать казаки на своих «чайках». По берегам, где цепи крепились, поставил по целой крепости. Стянул туда чуть ли не половину имевшейся артиллерии. Стал выжидать.
Словно псы на сих цепях, не спали ночами янычары, целый отряд слухачей, седые артиллеристы, готовые в любую секунду обрушить на разбойные головы крупнокалиберные заряды, а также всю накопившуюся ненависть. Толково было задумано, да вот жаль, без учёта одного обстоятельства: не с европейским флотом, воюющим по ратным канонам, собрались праведно биться, а с хитрющими бестиями, очень уж охочими до различного рода придумок, обманок, как в украинском народе ласково говорят – вытрэбэнек.
Перед рассветом, когда ночь более всего