Лелег. Александр Лобанов
элементы, а как уникальные штрихи, мазки кисти художника, оригинальные линии орнамента, и так далее. Хвостом вертеть ни таланта, ни ума, ни труда не требует.
И ещё. Было как-то очень стыдно за украинскую команду. Мелочь вроде бы, но… Приехали за полночь. А утром ни туалетной бумаги в кабинках, ни флакончиков шампуни в душе, испарились. Дежурная пожала плечами, ничего не говоря, принесла новые и то и другое. Когда украинцы проснулись, справили потребности, умылись, бумага с шампунями исчезла опять. Странные, с неприятной горечью рассуждал Савватиев, понимая при этом, что угрызения совести терзали не их души, а именно его, отчего становилось неудобно смотреть в глаза дежурившей пани. Не команда – шайка какая-то.
Неприятный осадок замутил настроение, навёл тень на плетень. Гена отошёл подальше, прислонился спиной к мраморной колонне, призадумался. Непонятная опять взволнованность заставила участиться сердцебиение. Такие моменты он и любил, и не любил. Потому что это были предвестники чего-то, что непременно должно произойти. Часто подобное случалось перед боем или уже во время боя. Реагировал незамедлительно, товарищей принуждал к соответствующей осторожности, что, собственно, позволило вернуться из ада невредимыми. Увы, не все слушались его интуиции.
Потянулись воспоминания, одно за другим. Бои за Дубоссары, сражение в Бендерах, кровавые схватки на Кошницком плацдарме. Господи, а ведь это было на самом деле, хоть иногда и казалось, что в страшном сне. Конец двадцатого столетья, чудеса прогресса, и вдруг такая дикость! Ещё мелькнуло: за каким, спрашивается, лешим понесло в эту Молдавию? Словно кто-то схватил за шиворот и насильно приволок в очередную, очень горячую точку на политической карте. Но может… Да-да, может, ради этой поездки сюда, в загадочную Польшу? Только он об этом подумал, как совсем рядом раздался не громкий, но чрезвычайно взволованный женский возглас:
– Иезус Мария, мальчик мой! Вашек!
Геннадий обомлел, ноги сделались ватными. Так и стоял, обездвиженный, словно прилип спиной к холодному мрамору. Рядом засуетились, зашептались испуганно. Он почувствовал, как лоб покрылся испариной, потом в груди похолодело. Медленно повернул голову. Метрах в пяти в коляске пожилая и по-своему красивая пани, откинувшись на спинку, начинала впадать в обморок. Это понятно было по мертвецки побледневшему лицу. Сопровождавшие, тоже в летах, мужчина и женщина гладили её ладони, растерянно вертели головами, как бы призывая помочь. Наконец, их взгляды застыли на нём. Оцепенение моментально отпустило, Гена, движимый порывом врачебного долга, поспешил на молчаливый призыв. Остановился позади коляски, осторожно приложил к вискам пожилой пани ладони. Почувствовал невероятный прилив нежности к этой женщине. Даже захотелось её обнять. В ладонях стало горячо.
Мужчина и его спутница глядели широко раскрытыми глазами, в которых вначале читалось недоумение. Потом у обоих расширились, как при шоке, ещё и зрачки. Чувствовалось, хотят что-то сказать, мужчина даже рот приоткрыл, но лексические позывы словно