Лелег. Александр Лобанов
толпу. Ракетчики помогали кольями. Местные, огорошенные и мало чего соображающие, вначале безропотно выстроились, как того требовал грозный Куприянчук.
– Третье отделение! – продолжал, войдя в злостное лицедейство, капитан. – Последнюю партию отогнать подальше в тундру, в направлении заброшенного аэродрома. Этих не расстреливать. Штыками!
Божок, одобрительно кивнув, отошёл к казарме и, сидя на лавочке курилки, стал наблюдать за лицами бойцов. Очень серьёзные, даже оторопь забирала, прямо как палачи, погнали «приговорённых» по намеченным роковым инстанциям. Когда миновали КПП, один из пленных, очевидно, из местных героев, истерично взвизгнул: «Ата-а-а-с!!!» Подконвойные с отчаянными воплями бросились врассыпную. Кто прямо через тундру в посёлок, с головой проваливаясь в шарки и болотца, кто к шумевшему в трёх километрах студёному морю, кто вообще непонятно куда, в таинственные заросли ракитника и карликовой берёзы. Вслед им долго улюлюкали, смеясь и чертыхаясь во весь голос, рядовые и сержанты непобедимой, легендарной Советской армии. Никто не обратил внимания, как помрачнел, опечалившись, Божок. Мудр был и прозорлив. Будущее, совсем уже недалёкое, смутило ему душу до навязчивого желания пойти и напиться в одиночку.
Больше всех, наверное, радовался замполит. Он вообще-то подозревал, что получит завтра сполна и по службе, и, может статься, по партийной линии, но на душе было настолько хорошо, что аж приплясывал на месте. Здорово быть победителем! Божок, глядя на такое абсолютно искреннее выражение инфантильных чувств, кстати, не совсем плохих, даже, наоборот, несколько смягчился и решил не карать молодого комиссара. Но прокатить, да так, чтоб в пот бросило, не помешает. Хорошо, что закончилось в общем-то безобидно. А если бы поселковые прихватили ружья? Божок был партийцем со стажем, умел прорабатывать подчинённых стратегически, чтоб до конца жизни. На следующий же день сколотил партсобрание и устроил судилище. Бедному майору пришлось такого в свой адрес выслушать! И бледнел он, и краснел, и чуть ли не плакал, доказывая свою преданность великому общему делу. Под конец, когда совсем было вычеркнул себя из жизни, командир предложил благородному собранию поставить провинившемуся на вид. И всё! Ни строгого выговора с занесением, ни предупреждения о неполном служебном соответствии.
Когда закончилось, майор смотрел такими влюблёнными глазами, что Божку сделалось неловко. Как не быть по-собачьи преданным, если к тебе по-человечески? Замполит всю оставшуюся службу благодетеля своего боготворил и всегда вспоминал ласковым словом, ставя в пример молодым офицерам. А после собрания накрыл стол, и все капитально перепились. Для Леонида Тихоновича застолья были одним из атрибутов командирства, и он их выдерживал с честью. Никто не мог соперничать в количестве принятого на грудь. Когда замполит и парторг, а вместе с ними обязательно приглашавшийся на мероприятия «по сплочению воинского коллектива» властолюбец Куприянчук уже обычно валились под стол, подполковник Божок, не качнувшись,