Узлы и нити. Константин Кропоткин
говорить, как хороша она, как исключительна, в их семье не бывает иначе и, слушая эту самодовольную чушь, легко будет рассердиться, как та шепотливая невестка. Фыркнуть «принцесса», фыркнуть «да, что она знает, всю жизнь, как в масле сыр».
А внуки-то вот они. Темная матери кожа и бабушкин уточкой нос. Живые все, здоровые. Мальчик мог бы умереть, а он сидит на высоком стуле за парадным столом, вертит чернявой головенкой, блестит весело, как шоколадка, болтает ножками. Бабка, шурша фижмами своих сложных платьев, гордится им особенно.
Этот мальчик – при всяком случае дает понять щеголеватая аптекарша – большая редкость.
Как тот сервиз, в общем. Понятно же почему.
Вторая
Вторую не ждали.
Роды были домашними, принимал не сам муж, конечно, хоть и доктор, а его помощница – повитуха по одной из многих специализаций, которых требует жизнь деревенской знахарки.
Истребовав и получив все нужное, заперлась она с роженицей в докторской спальне, а он, дипломированный врач, сидел на кухне и, покрикивая на старших детей, которым еще рано было идти спать, курил в приоткрытое окно и глядел в сад – на деревья, на круглую клумбу, покрытую жухлой травой, как верблюжьим покрывалом, на сарай смотрел, что чернел вдали меж темных оголенных стволов.
Была поздняя осень, не очень поздний вечер.
Акушерка пришла со смешком, словно желая уличить в чем-то. Она была большая квадратная женщина, и даже скулы на широком веселом лице ее были угловаты.
– А вы говорите, – сказала она, румянясь, блестя потом, дыша довольно тяжело, не то от природной мощи, не то от потерянных сил: она долго покрикивала там, в спальне, стоя над кроватью, пока роженица, держа в каждой руке по подушечке, стонала негромко, ритмично. Роды не были первыми для этих женщин, что той, что другой.
– Жива, – сказал он, доктор, не зная, какой выбрать тон. Тетке-повитухе он приходился начальником, но сейчас главной была она, когда вышла на кухню и оправила на голове голубую косынку.
– Двое они. Сперва одна, в другой раз вторая. Обе девочки. Хотя по второй и не скажешь, она без волос. Хотя первая волосатая. Но ничего, у второй тоже будут волосы, – она вытерла о подол голубого фартука и без того чистые руки. В спальне было достаточно кипятку, а также прямо там, в углу рядом с бельевым шкафом, был туалетный стол с утопленной в него фаянсовой раковиной, из белой стены там торчал желтый металлический кран; эту роскошь, водопровод прямо в спальню, устроили еще прежние хозяева дома, богатые люди, а нынешние – доктор с женой – этим благом пользоваться полюбили.
Ждали ребенка, одного, – а родились девочки; двойняшки, не близнецы.
Другие дети в семье деревенского доктора отнеслись к рождению девочек без удивления, без испуга, а радовалась из них, четверых, только сестра, старшая из детей, которая была первенцем, за всех отвечала и трое хулиганистых братцев ей порядком надоели.
Появление девочек – сразу двух девочек! – она считала своим личным достижением.
– Я заказывала, –