Трехликая сторона. Роксана Форрадаре
свою кровать, если она нравилась мне больше, чем свободная. Я вежливо отказалась. Младшенькая Хелейн была совсем еще девочкой, но ее крупные зеленые глаза светились мудростью взрослого человека. Третью звали Пенелопа, и выглядела она постарше нас с Джорджией; длинноволосая, высокая и в меру стройная, она выгодно отличалась от своих соседок и наверняка имела много поклонников в замке. Четвертой служанкой оказалась женщина в возрасте – ее я видела в комнате редко и не запомнила с первого раза ни ее саму, ни ее имя. За работой у нас практически не было времени, чтобы общаться между собой. Наши обязанности отличались, и только на кухне мы собирались все вместе, чтобы приготовить за раз побольше блюд и обслужить достопочтенных «сиров». В остальное время я бродила по замку с тряпкой из овечьей шкуры и драила полы и окна. Непривычные физические нагрузки изнуряли: к вечеру, а то и раньше, затекали ватные ноги, и начинало нестерпимо ломить спину. Кровати у нас были жесткие и узкие, и восстановиться на них за ночь практически не получалось. Да и спать, несмотря на накопившуюся за день усталость, по ночам мне особо не хотелось. Причиной тому служили исчезновения моих соседок в это время суток. Они уходили по одной или по две, иногда все вместе – смиренно одевались с наступлением темноты и шмыгали в коридор.
– Тебе четырнадцать-то есть? – однажды я поймала Хелейн за руку прежде, чем она скрылась за дверью.
– Какое это имеет значение? – искренне удивилась она.
– Где твои родители?
– Здесь, в Хофогоне.
– Они не могу забрать тебя?
– Забрать? – эхом повторила она, продолжая коситься на меня с недоумением. – Мне это не нужно.
– Как? – тут уж пришел мой черед изумляться.
– Я не хочу ходить в грязных вещах, как мои брат и сестра, и переживать о том, будет ли завтра, что поесть. В замке мне нравится.
И она выскользнула из моей хватки, чтобый выйти в коридор и беззвучно прикрыть за собой дверь.
Я начала подсчет дней заново, решив для себя, что в Танатре провела ровно пять месяцев. К несчастью, здесь они тянулись гораздо медленнее. Рыцари не снимали кольчуги, ровно как ассасины – мантии. Светские вечера их не отличались от ужинов в другом Листе: они звонко чокались чашами, меряясь тостами, перебирали лакомства на цветастой скатерти, обнимали женщин в неподходящих для Средневековья платьях, будто бы предназначенных для красных ковровых дорожек. Самые распространенные пожелания во время застолья звучали примерно следующим образом: «за процветание величайшего клана!», «пусть издохнут черные драконы!» и «во имя каких-то там королей». Под них я бездумно перемещалась из кухни в зал и обратно, меняя в руках серебристые подносы. Порой забывала собственный голос, когда говорливая Джорджия пропадала из комнаты на несколько дней подряд, и некому было приставать ко мне с вопросами. Это были самые одинокие дни, но отнюдь не самые худшие. Худшими я считала те, в которых мне доводилось ловить двусмысленные взгляды сира Кога на определенных