Заброшенное село. Ночь. Любовь Безбах
сказала Вероника самой себе. «Какую часть?» – спросила она саму себя и себе же ответила: «Твоё прошлое. На самом деле оно останется, но с тобой не будет». – «А моё желание?» – «Ты исполнишь его сама, своей собственной внутренней силой». – «Моей силой?» – «Да». – «Что ж, пусть будет так». – «Теперь иди, ты здесь не нужна».
Веронику неспешно вынесло из ряда силуэтов, но на своём прежнем месте в ряду она явственно различала ещё один мерцающий силуэт. «Часть меня, – догадалась она. – У меня забрали часть меня. Теперь эта часть останется в пещере, а со мной её больше не будет». Почему-то Вероника не слишком удивлялась, её чувства были сонными, притуплёнными. Её мягко развернуло в воздухе, и под ногами снова ощутилась твердь. Она сделала несколько неуверенных шагов, наступила на своё исподнее, уже сухое, и подняла его. Трусики наделись, а вот бюстгальтеру что-то мешало. «Ну же, ведь я надела его в конечном итоге», – вспомнила Вероника и увидела себя в незнакомой, но в то же время родной тёмной комнате. Она сидела на кровати и тискала на груди ночную сорочку.
«Сидя спала, надо же, – с иронией подумала Вероника и стала задумчиво смотреть в ночное окно. – Я не помню собственную мать, но затеяла я эту авантюру ради неё. Значит, не напрасно, мама исцелилась и будет жить. А как жить мне? Никого не помню, дом то ли родной, то ли чужой, собственный город совершенно незнаком, от образования осталась одна корочка – работать-то как? Пытаться построить будущее, не имея прошлого – всем известно… Но ведь прошлое на самом деле никуда не делось. Всё, как и было обещано. А впереди – жизнь. Значит, придётся начинать жизнь сначала…»
ВО ВРАЖЕСКОМ ГОРОДЕ
Маакорф прислушался к шуму города, который вражеским больше не числился. Разумеется, шум был не тем, каким он остался в памяти зардановского снайпера со времён уличных боёв, но и ничем не отличался от нынешних звуков в родном послевоенном Зардане. Маакорфа сюда пригнало любопытство: что изменилось в городе, на улицах которого он когда-то воевал?
Прошло два года после окончания войны. Город ещё не был отстроен, всюду среди молодой жизнестойкой зелени темнели руины. В остовах зданий жили люди, кое-где ветошь стыдливо прикрывала оконные проёмы. Несмотря на разруху, улицы были чистыми: жители любили свой город. В жестоких боях они отстаивали каждое здание, теперь же на улицах с засыпанными воронками не валялось ни одной бумажки.
Ноги несли Макорфа по знакомым местам, туда, где он уже был… И везде, куда бы он ни пришёл, строились новые здания, а уцелевшие стояли в лесах. Бывшие враги даже деревья кое-где насадить успели. И цветы… Да, город был любим. Запах тоже был другой, такой же, как и в Зардане. Это делало места боёв совершенно неузнаваемыми и, как ни странно, ограждало зардановца от лавины тяжёлых воспоминаний.
Дрянной была та война, «брат на брата», и развязали её люди посторонние, не имеющие