Заброшенное село. Ночь. Любовь Безбах
Тут и сельчане подоспели, повалили его и принялись пинать, и вместе с ними – девочка с чистыми глазами.
И тут зазвонил будильник. Воздух разорвало отчаянное петушиное «кукареку», такое звонкое, что вся нечисть мигом отпрянула от воющего тела. Электронный петух кукарекал снова и снова, а местные братки с воплями разбегались кто куда. Михаил видел их дружное бегство, потому что уже светало, а нежить, увлечённая травлей, рассвет прохлопала.
Он немного полежал в траве, приходя в себя, радуясь и не веря, что ночной кошмар окончился, и он свободен, а потом осторожно себя ощупал. Бока болели, исцарапанное лицо горело, но кости вроде целые. И глаза уцелели, и даже истерзанные уши. Откуда-то сбоку и сверху доносились гул и треск, звук хорошего пожара!
Надо уносить отсюда ноги. Михаил поднялся, радуясь и удивляясь, как легко это удалось, и огляделся. Внутри дома полыхало, сквозь щели в заколоченных окнах ярко светилось пламя. Небо уже не давило, оно стояло высоко, чуть подсвеченное лиловым, ветхую Ольховку окутывал туман, всё вокруг было мокрым. Битые бока и лицо перестали болеть, горло тоже, дышалось легко. И никакой слабости, словно не было ни бессонной ночи, ни смертельной борьбы, ни простуды.
А это что в траве белеется? Кукла?! Михаил брезгливо поднял её двумя пальцами за редкие волосёнки, да и затолкал в окно, в щель между досками, туда, где весело и ярко трещало. Оттуда раздался такой вопль, что Михаил отшатнулся.
В лесу он снова весь вымок. Как, интересно, в такой дождь хоронятся птицы? Лес полнился бодрым свистом и щебетом. Всё им нипочём, мелким и стойким пташкам. Грибнику-неудачнику, по пояс обнажённому, было холодно, очень хотелось есть и курить, но всё казалось неважным. И сам уцелел, и сына уберёг. Что ж, будем жить вместе и дальше. Не всегда же сын волчонком смотрел, Михаил помнил и другой взгляд. Один раз он взял его на рыбалку, Алёнка уговорила. Единственный выходной, а ему ребёнка навязали! Всю дорогу до речки он злился, а то, что Вадик, шагая до реки, старался попадать с отцом в ногу, просто выбешивало. А потом, когда Михаил стал показывать, как насаживать червя, как закидывать удочку, как правильно подсекать, о раздражении забыл. Вадик слушал внимательно, даже не дышал, и было забавно наблюдать, как он старается во всём отцу подражать. А какой был восторг от первой рыбки! И было отцу отрадно, что поделился он с сыном этой маленькой пятнистой форелькой, и глупым щенячьим восторгом, и мелкой быстрой речушкой с каменистым дном, и прекрасным лесом, родным и понятным, который Вадик совсем не знал.
Телефонный звонок выдернул Михаила из воспоминаний. «Надо же, „берёт“, – удивился он. – И кому я понадобился ни свет ни заря?» Высветился номер Вадика, именно номер, потому что вбить имя отец не удосужился, хотя номер знал и так, память на цифры у него была хорошая. «Вадик?» – удивился он и вдруг обрадовался. И тут же перепугался. Вадик ни разу ему не звонил, никогда. Значит, случилось что-то. Но он, Михаил, согласия не давал!
– Я согласия