Стёжки-дорожки. Алинда Ивлева
взмок мгновенно. От неожиданности и страха.
– Ты совсем дура? Что ты здесь делаешь?
– А ты?
– А если бы ты узнала, что твой отец жив, а ты всегда считал его мёртвым подонком, и встретишься ты с ним или нет, зависит от шального осколка какой– нибудь мины, ты бы не сделала все, чтоб увидеть его? А? Вылезай уже. Слышишь голоса? И бахает где – то, кажется, мы рядом.
– Как ты здесь его найдешь? А если мы нарвемся на чужих?
– У меня рунический гальдстафф на плече, эти идиоты не отличат свастику от него, и я несколько дней на всякий случай изучал карту местности. Смотрел военкоров прямые эфиры и учил произношение «паляниця».
– А чего это такое? – сначала показались вздёрнутые рыжие косички и завиток челки, будто стружка березовая. По коробкам Мира, вылитая Пеппи, перелезла к Артёму, волоча за собой тяжеленный вещмешок.
– Паляница – хлеб по – украински. Но за кого ты они вычисляют по произношению. Шифр понимаешь? Чё ты там тащишь?
– Ну, термос, аптечку. Жгуты всякие. Лекарства, вещмешок. Полотенце. Куртку теплую и ботинки.
– А ты здесь до зимы планируешь? – усмехнулся Артём. Мира хмыкнула и потешно дёрнула плечами.
Резко завизжали шины. Зашипело над брезентовой крышей. Бухнуло спереди, сбоку. Затрещал, загудел тент и открыл пасть, обнажив синее небо с плюшевыми, сбившимися над ними в стаю, облаками. Трясся асфальт, будто по нему шагал гигантский трансформер. Огромная фура брякнула запчастями, подпрыгнула, и сотрясая груз, который начал вываливаться за борт, остановилась. Вибрируя. Дети вжались в коробки, обхватив друг друга. Сухо трещали автоматные очереди, поползли над головами черные прерывистые ленты дыма. Вдруг всё затихло. Оптимус удалялся. Унося с собой содрогание земли. Визжали гиенами рвавшиеся снаряды всё дальше. Артём, колошматясь от страха, выглянул наружу сквозь рваный тент. Возле фуры, со стороны водительской двери, лежал человек. Ничком. В луже крови. Тёма спрыгнул.
– Ты куда? – запричитала Мира. – Не ходи. Убьёт.
– Ты думаешь под брезентовой тряпкой безопаснее?
Он опустился на карачки и пополз.
– Кидай аптечку. Он стонет.
– Ты знаешь, что делать?
– Конечно, зря что ли благодаря папаше уйму книжек медицинских прочёл. Жгут ищи. Ногу надо перетянуть. Иначе от потери крови умрет. Он с трудом перевернул раненого.
Мира выкарабкалась из машины на воздух. Достала аптечку.
– Есть. Я смотреть на это не могу, – слезы катились градом. Она прижалась к раскуроченной шине и тряслась.
– У него голова пробита, блин, надо бинтовать. Бинты давай. Ищи стерильный, начал командовать парнишка, затянув на ноге резиновый жгут.
Единственный глаз человека распахнулся:
– Беги. Оборону, похоже, прорвали. Здесь жарко.
– Так лето же, дядь, мы тебя не бросим.
– Катя, где Катя? – проскрипел мужчина, Мира вытаращила глаза и нагнулась, заглянув под машину. Увидела женскую руку.
– Мы попробуем тебя перетащить с дороги и потом к ней. Рация есть?
– Есть,