Стёжки-дорожки. Алинда Ивлева
он протянул руки, словно держал младенца. И улыбался как мальчишка. «Хороший человек», – подумала Альбина.
– А жена что же, не с вами?
– Нет её, и не было. Это все в мечтах осталось. Эх, жаль, поезд быстро мчится. А так хотелось бы, как говорят, завести разговор случайных попутчиков. Можно и выложить все как на духу. Вышел на перроне, выдохнул, махнул рукой, и забыл чужие откровения как плохой сон. Но вы спать хотели, конечно, ложитесь. Он сгреб остатки еды со столика в пакет и вышел из купе. ⠀
Альбина быстро расстелила матрас, заправила постельное на своей полке. Стянула джинсы, повесив на крючок и юркнула под простыню, спрятав сумочку под подушку. С удовольствием опустила уставшую от мыслей голову на хрустящую наволочку, и в рокоте колёс послышался, почти явственно, напев: тут – тук – ван вей – тук – тук – тикет, ван вей тикет. И она вспомнила как в шестнадцать лет сбежала в Москву. К другу по переписке. Как же его звали? Собственно, кого я хочу обмануть. Конечно, она помнила его имя. Они весь день гуляли по улицам Москвы, ели мороженое, смеялись, в обнимку, полуразвалившиеся на скамейке, под ивами на Патриарших. У них были только сутки. Вечером унеслись на электричке, которую он называл «кукушкой», в их единственную ночь. Напоминанием о которой осталась песня из магнитолы под стук пригородного поезда и её Маша. Ван вей, ван вей, ван вей тикет. Засвербело в носу. Не рыдать. Этого ещё не хватало. Она промокнула краешком простыни глаза. Так и не простила его. Прошло сорок лет. Сорок лет помнит его руки, глаза, и волосы цвета лета и солнца, прядь золотистая, прядь каштановая, чёлка всех оттенков канареечного. И это дурацкое название дачного поселка Лишняги. Сосед, дед Митя, который вёз их на своём Москвиче утром до станции, рассказал историю местного Сусанина. Это все, что помнила об этом месте. Как избирательна память. Житель Лишняг, Иван, зимой 1941 – го года, заманил немецкую автоколонну в глубокий овраг у речки с таким же потешным названием Полосня вместо того, чтобы показать дорогу в соседнее село, и казнили фашисты героя. Немецкие машины по льду не смогли выбраться из западни. А ведь он один из винтиков, застопоривших взятие Москвы. Эх, полнится Иванами да Марьями Россия. И почему я Альбина, а не Наташа?
В этот момент вошёл Анатолий. Что – то больно кольнуло под лопаткой, пересохло в горле. Он держал в руках очередной поднос с чаем и шоколадом для особенных, её взгляд выхватил на запястье еле заметную, светло – синюю, корявую наколку. Букву W, перечеркнутую сплошной линией. Она вытащила свою руку из – под одеяла и посмотрела на светлое пятно на запястье. Не может быть. Нет. Этого просто не может быть.
– Альбиночка, чайку? Ещё по одной и в школу не пойдём? ⠀
Сон ушёл. Рядом незнакомец. И осколки воспоминаний.
– Знаете, расхотелось что – то, – Альбина пыталась скрыть накатывающее волнение, запустила руку под подушку и вытащила телефон. – Ох, первый час ночи, Тверь, наверное, скоро. Уже дождусь, когда вы сойдете. И часа три останется поспать.
– Ну и славно, давно я с приятной женщиной вот так, наедине, не бывал.
– А что, чаще с неприятными