Квартира в Париже. Келли Боуэн
как не упустить ни единой минуты из тех немногих, что оставались до возвращения на службу, но и она ему не уступала. Так что заснули они перед самым рассветом, совершенно выбившись из сил.
Она осторожно выскользнула из постели и, стараясь не шуметь, открыла чемоданчик, выбирая на ощупь платье.
– Ты что, уже меня бросаешь? – раздался во тьме сонный голос Петра.
– Хочу встретить рассвет, – ответила она, натягивая через голову простенькое платьице. – Ты спи, спи.
– Еще чего. Это первый рассвет первого дня нашей совместной жизни. Я с тобой.
Скрипнула кровать, и зажегся свет.
Софи застегнула воротничок платья и надела туфли. Через мгновение к ней присоединился Петр, и они вышли во двор старинного каменного здания. Свернув с пустынной улицы, что вела к центру городка, они обогнули гостиницу и оказались на заросшем травой пустыре. Судя по развалинам какого-то длинного заброшенного строения, видневшимся с южной стороны, когда-то, в стародавние времена, здесь мог быть каретный двор.
На горизонте занимался рассвет, иссиня-багровый покров ночи мало-помалу уступал робкому золотистому зареву. Легкий ветерок холодил кожу, напоминая о подкрадывающейся осени. Софи схватила Петра за руку и потащила по торной тропе, ведущей через двор к воротам на пастбище, сбивая с травы носками туфелек капли утренней росы.
Добравшись до ворот, она повисла на ограде, не обращая внимания на давящую под мышками грубо отесанную перекладину, ведь в загоне паслась пестрая кобыла с жеребенком, оба словно призраки в сумерках.
Окутанные легкой дымкой, стелющейся по траве под светлеющим небом, лошади словно позировали для пасторальной открытки, какими торговали на варшавских улицах.
Она вздохнула, очарованная красотой пейзажа, стараясь навсегда запечатлеть этот момент в памяти.
– Какая красота! – ахнула она.
– Статный малыш, – ответил Петр. – Что холка, что ноги – любо-дорого поглядеть.
Софи скорчила рожицу.
– Милый, я про пейзаж, – нахмурилась она.
– Тоже неплохо, – прильнул он к ней губами.
Гнедой жеребенок скакал по загону, вставал на дыбы и брыкался, пока наконец чуть не свалился на бок.
– Похоже, это он перед тобой хорохорится. Наверное, в кавалерии служить набивается, – засмеялась Софи.
– Наверное.
Петр нагнулся, пролез между жердями и протянул руку.
– Иди сюда, – усмехнулся он. – Давай знакомиться.
Софи пролезла за ним и взяла его за руку. В детстве она никогда не ездила верхом, родители не держали лошадей в фамильном поместье в Норфолке, но Петр часто ее катал, и его искреннее восхищение этими благородными созданиями передалось ей.
Кобыла приветственно заржала и направилась к ним, оставив скачущего жеребенка позади. Подойдя к Петру, она остановилась и осторожно обнюхала его рукав. Он почесал ей за ушами, что-то бормоча себе под нос, и лошадь опустила голову.
– Умеешь ты их заговаривать, – сказала Софи, любуясь, как он ласкает лошадь. Ей всегда нравились его руки – крепкие, грубые, мозолистые