Парижские тайны. Эжен Сю
его за горло и сбросил в люк, находившийся позади стола, за которым они сидели.
Нападение это было так молниеносно, внезапно, так сокрушительно, что Родольф не мог ни предвидеть его, ни избежать.
С испугу Сычиха громко вскрикнула, ибо сначала она не поняла, чем кончилась эта мгновенная схватка.
Когда умолк шум падения Родольфа, скатившегося по ступеням лестницы, Грамотей, великолепно знавший все ходы этого подземного царства, медленно спустился вниз, прислушиваясь к малейшему шороху.
– Чертушка… будь осторожен!.. – крикнула одноглазая, нагнувшись над открытым люком. – Держи наготове кинжал!
Разбойник ничего не ответил и исчез в подвале.
Сперва ничего не было слышно; но вскоре донесся издалека звук заржавленной двери, глухо заскрипевшей в подземелье, и снова наступила тишина.
В зале было темно, хоть глаз выколи.
Сычиха порылась в своей корзине, вынула оттуда серную спичку и, когда от трения та загорелась, зажгла маленькую свечку, слабо осветившую мрачную залу.
В эту минуту зловещая физиономия Грамотея появилась в отверстии люка.
У Сычихи вырвался крик ужаса при виде этого бледного, жуткого, изуродованного, покрытого шрамами лица с неестественно светящимися глазами, лица, словно плывшего во мраке, который слабый свет свечи не мог разогнать…
Немного оправившись от потрясения, старуха воскликнула в порыве омерзительного восхищения:
– До чего же ты ужасен, муженек, ты напугал меня… Даже меня.
– Скорей, скорей!.. На аллею Вдов, – сказал разбойник, закрывая люк на железный засов, – через час, возможно, будет поздно! Если это ловушка, она еще не поставлена, если ее нет, мы справимся и сами.
Глава XVIII. Погреб
После своего головокружительного падения Родольф остался лежать без чувств внизу лестницы.
Грамотей дотащил его до другого подземного помещения, еще более глубокого, сбросил туда и запер за ним окованную железом толстую дверь; затем он вернулся за Сычихой, чтобы совершить вместе с ней кражу, а быть может, и убийство на аллее Вдов.
Прошло около часа, и Родольф стал понемногу приходить в себя; он лежал на земле в полном мраке; пошарив руками возле себя, он нащупал каменные ступени. Почувствовав холод у своих ног, протянул руку… Там оказалась лужа.
С огромным усилием ему удалось сесть на нижней ступеньке лестницы; дурнота проходила; он ощупал себя. К счастью, переломов не было. Он прислушался… ничего не услышал… кроме какого-то непонятного журчания, глухого, слабого, непрерывного.
Сперва он не понял, в чем дело.
Но по мере того, как голова его прояснялась, обстоятельства неожиданного нападения, жертвой которого он стал, всплыли в его памяти. Еще немного, и он восстановил бы сцену до мельчайших подробностей, но тут ноги его снова оказались в воде; он наклонился, вода доходила ему уже до щиколоток.
И среди гнетущей тишины он опять услышал журчание, глухое, слабое, непрерывное…
Тогда он