Мой полицейский. Бетан Робертс
накрыло мое лицо, и я ничего не увидела. В панике я потеряла его руку; вода хлынула мне в нос, мои руки и ноги извивались, пытаясь нащупать какую-то опору, и я почувствовала, как что-то мягкое оказалось под моей ногой – пах Тома, я знала это даже тогда, – и я оттолкнулась от него, сумела вынырнуть, чтобы подышать воздухом. Услышала, как Том что-то кричал, а затем, когда я снова погрузилась в воду, его руки схватили меня за талию и вытащили из воды, так что моя грудь оказалась рядом с его лицом, а я все еще боролась, задыхаясь; только когда услышала его слова: «С тобой все в порядке, я тебя держу» слегка раздраженным тоном, перестала сопротивляться и цепляться за его плечи; моя цветочная шляпа болталась на голове как кусок кожи.
Он молча отнес меня к берегу, и, когда бросил на него, я не могла смотреть ему в лицо.
– Посиди минутку, – сказал он.
– Извини, – выдохнула я.
– Передохни, и мы попробуем еще раз.
– Опять? – Я взглянула на него. – Ты шутишь?
Он провел пальцем по носу.
– Нет, – сказал он. – Я не шучу. Ты должна вернуться.
Я посмотрела на пляж; тучи сгущались, и совсем не потеплело.
Том протянул мне руку.
– Давай, – сказал он. – Только раз. – Он улыбнулся. – Я даже прощу тебя за то, что ты ударила меня ногой.
Как я могла отказаться?
После этого каждую субботу мы встречались в одном и том же месте, и Том пытался научить меня плавать. Я всю неделю ждала этого часа с Томом в море и, даже когда стало намного холоднее, чувствовала тепло в себе, жар в груди, который заставлял меня двигаться в воде, заставлял проплыть эти несколько гребков в сторону ожидавшей меня руки. Ты не удивишься, узнав, что я сознательно медленно училась, и, когда погода ухудшилась, мы были вынуждены продолжать наши уроки в бассейне, хотя Том все еще плавал в море каждый день. И постепенно мы начали разговаривать. Он рассказал, что пошел в полицию потому, что это была не армия, все говорили, что он должен пойти туда, учитывая его рост и физическую форму, и это было лучше, чем работать на фабрике Аллана Уэста. Но я чувствовала, что он гордился своей работой и ему нравились ответственность и даже опасность, связанная с ней. Казалось, он тоже интересовался моей работой; он много спрашивал о том, как я учу детей, и я пыталась дать ему ответы, которые звучали бы разумно, но не отталкивали. Мы говорили о Лайке, собаке, которую русские только что отправили в космос, и о том, как нам обоим было ее жалко. Том сказал, что хотел бы отправиться в космос, я помню это и помню, как сказала: «Может быть, однажды ты это сделаешь», – а он истерически рассмеялся над моим оптимизмом. Иногда мы говорили о книгах, но здесь я всегда проявляла больший энтузиазм, чем Том, поэтому старалась не говорить слишком много. Но ты не представляешь, Патрик, как окрыляюще – даже смело – было говорить об этих вещах с Томом! Раньше я всегда думала, что лучше помалкивать о том, что сейчас назвала бы своими культурными интересами. Чересчур много разговоров о таких вещах было равносильно их выставлению напоказ, распространению идей. С Томом все было иначе. Он