Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть вторая. Денис Махалов
Командир танка, Курт Гептнер, дал команду механику, и тот, злорадно ухмыльнувшись, довернул танк на беспомощно распластавшийся на земле русский самолёт, в кабине которого копошились два русских пилота.
– Чёрт! Чёрт! – лейтенант прикинул расстояние до танка. «Так, метров 50… Нет, уже меньше…». Он рывком дёрнул тело стрелка через борт. Она вскрикнула от боли и опять потеряла сознание. Откинув голову назад, она безвольно повисла у него на руках. Перетащил её через борт, потащил от самолёта и… упёрся. Дальше никак! Обернулся: чёрт, как он мог забыть о привязном тросике, «обезьянке»?! Она до сих пор была пристёгнута им к борту самолёта. Трясущимися руками он отстегнул карабин, бросил быстрый взгляд на приближающийся танк: расстояние сократилось уже вдвое.
Схватив её бесчувственное тело в охапку, и скользя по крылу, он рванулся в сторону. Поскользнулся, упал в снег, тут же обернулся на быстро приближающийся рёв немецкого мотора: танк с разгону налетел на их самолёт, с хрустом подмял под себя киль и стабилизатор, и размолол в мелкую деревянную труху всю заднюю часть фюзеляжа. Проскочив по инерции ещё метров десять, секунд пять постоял – видать, командир танка в триплексы на командирской башенке оценивал работу своего мехвода, затем танк развернулся и лязгая гусеницами, снова полез на самолёт – добить то, что осталось, и потом разделаться с этими русскими пилотами, которые так судорожно цеплялись за жизнь.
***
Командир тридцатьчетверки под номером «14» младший лейтенант Сухомлинов, приказав механику остановиться, приоткрыл свой люк и осторожно выглянул наружу – приборы наблюдения в Т-34 до сих пор были ни к чёрту, и увидеть через них можно было не так много, как хотелось бы.
– Вон они! – он, наконец, увидел то, что искал: минуту назад, волоча за собой густой дымный хвост, на поле боя сел на вынужденную наш, советский, самолёт. Потом он пропал за дымами от подбитой бронетехники. Теперь же, с этой позиции, был виден и севший самолёт, и лётчик, который тащил своего товарища, и фашистский танк, который устремился к нашему самолёту, чтобы его раздавить. Командир захлопнул люк, упал на своё место, и закричал механику-водителю:
– Пашка! Влево на 30 градусов! Как только выскочишь из дыма – короткая остановка! Ходу! – и дублируя свой приказ он ткнул мехвода сапогом в левое плечо. Взрыкнув полутысячей лошадей, и выбивая из патрубков чёрный выхлоп соляра, тридцатьчетвёрка рванулась вперёд.
– Бронебойный подкалиберный! – это он крикнул уже заряжающему, и подтверждая свою команду, показал ему сжатый кулак. Клацнул затвор, вгоняя в ствол остроголовый катушечный снаряд.
***
Положение было безвыходным: прятаться было некуда, вокруг было чистое поле, сзади – немецкий танк, на руках – собственный ангел-хранитель в бесчувственном состоянии. Андрей в отчаянии обернулся – фашистский танк надрывно урча мотором, деловито наехал на то, что осталось от их самолёта. Бронекорпус, собранный из листов тонкой (по танковым меркам) брони, хрупнул, как яичная скорлупа,