Очень древнее зло. Карина Демина
спине самого огромного, самого страшного коня из всех, кого только пришлось встретить Теттенике.
Его массивная морда нависала над ней.
Тело терялось в темноте, но теперь близость его, опасность, от него исходившая, ощущались кожей. Конь тихонько вздохнул, и горячее дыхание опалило кожу.
Что…
Голова качнулась. И наклонилась так, что Теттенике увидела свое отражение в огромном выпуклом зеркале глаза. Это… это не она!
Смуглое лицо. Плоское. Грязное. Темные волосы обрезаны коротко и торчат в разные стороны. Мятая рубашка съехала с одного плеча. Оно выглядывает, узкое, уродливое, побитое оспинами.
Она задохнулась одновременно от страха перед конем и от ужаса, осознания того, что с ней произошло. Драссар же, устав стоять, потянулся к Теттенике и осторожно, бережно, коснулся мягкими губами пальцев.
– Ишь… зверюга, – раздалось откуда-то из-за спины. – К такому-то и подойти боязно.
– Ай, тебе и не надо. Сказано же ж, что желторожий приглядит. Вот пусть нехай и приглядывает. А у тебя чего, иных делов нету?
Теттенике сглотнула.
Этот страх… драссары умные.
Брат говорил. А раз умный… Теттенике разжала пальцы, и конь осторожно, нежно даже, забрал горбушку хлеба. В животе заурчало. И… и кем бы ни был тот, кем стала Теттенике, он не ел довольно давно.
Ничего.
Она потерпит.
Она… она, содрогаясь одновременно от страха и странного предвкушения, протянула руку. И драссар ткнулся мордой в раскрытую ладонь. Горячее его дыхание опалило. И… нет, страх не исчез.
Но Теттенике сильнее страха.
А еще… еще она должна что-то сделать.
Вернуть.
Себя.
И… и с ведьмой сладить… рассказать… кому? Кто поверит мальчишке-конюшему? Пусть не рабу. Пальцы взметнулись к шее, и Теттенике выдохнула. Не рабу. Все-таки не рабу.
Из конюшни она выбралась чуть позже, обнаружив вполне себе удобную дыру, которую тот, кому принадлежало тело, хорошо знал. И потому тело это протиснулось меж двух досок, благо одна из них держалась на ржавом гвозде и поворачивалась легко.
Влево.
Там, снаружи конюшен, а то были совсем не замковые конюшни, пахло… странно. Людьми. Люди всегда пахнут одинаково. Лошадьми. И еще чем-то, чему Теттенике не имела названия. Этот запах, такой свежий, такой непонятный, пугал и одновременно манил.
И город сам.
Каменные дома. Она никогда не видела прежде столько домов из камня. Разных. Больших и маленьких, хотя даже самый маленький был куда больше роскошного отцовского шатра.
Деревья.
И цветы в кадках… в степи цветы живут недолго, а вот здесь их поливали. И не жалели воды. Это тоже было непонятно. Зачем? Одно дело, табуны поить, но вот цветы…
И в кадках.
Перед одной Теттенике остановилась, не в силах отказать себе в удовольствии потрогать мягкие лепестки. Нежные. Нежнее самого изысканного шелка.
– Чего творишь, оборванец! – тотчас завопила толстая женщина откуда-то из окна. И Теттенике поспешила убраться. Кто знает, может, цветы трогать нельзя.
Все-таки не