Когда овцы станут волками. Алексей Немоляев
тёплыми, обласканные сиянием Лизы… Но теперь. А что теперь? Когда пространство очищено от ее влияния, от ее теплоты, от ее одухотворенности. Что осталось в изгибах погасших линий? Только грязь… грязь, грязь, горькая отстраненность, бесконечная тяжесть, забывчивость… Но, неужели? неужели, эта грязь была и тогда?
Фролов упирается взглядом в ссутуленные плечи официантки… в шею, обсыпанную потускневшими веснушками… Черные волосы собраны в тугой пучок: маятник конского хвоста раскачивается из стороны в сторону.
Девушка приводит следователей к угловому столу. Денисов всматривается в миленькое смазливое личико, покрытое толстым слоем тонального крема. Глаза будто бы неживые, стеклянные, недоверчивые, полу-напуганные. Над верхней губой выпирает крохотная родинка. Левое крыло носа проколото стальной серьгой. Хотя нет, кажется, иной материал… переливается в другой цвет, становится черным, как вакса.
А Фролов… да, он только сейчас вспоминает: у Лизы было такое же украшение. Как же оно называлось? Сейчас и не вспомнишь. Цвет меняется от настроения.
Странно.
Лицо напротив незнакомо Фролову. Пустой взгляд, отрешенность осела на чернеющем дне зрачков. Должно быть, устроилась сюда уже после того, как Фролов в последний раз был здесь.
– Лера, – Денисов прищуривается, чтобы прочитать имя со слегка выпирающей груди. – Ты знаешь Елизавету Васнецову?
– Я? – озера глаз округляются, зрачки расширяются при упоминании далекого имени, а кольцо в носу резко краснеет. – Я ее уже давно не видела.
– Когда в последний раз?
– Года, не знаю… два назад, – что-то доходит до неё, какая-то мысль; это видно по вспыхнувшим глазам. – Стойте. Только не говорите, что… вы… вы нашли… ее? Лиза жива?
– Боюсь, нет, – говорит Фролов. – Она… ее нашли ночью сегодня на…
– Сегодня нашли ее на набережной, возле судоверфи. Она мертва. И мы хотели бы поговорить с тобой. Вроде как, ты с ней дружила, так?
– Ч-что? Этого не… не может быть. Я не верю, – проглатывает окончания, ставшие вдруг такими труднопроизносимыми, взгляд трусит из стороны в сторону, не-верящий, ищущий свидетельства того, что все это – глупая злая шутка. – Зачем вы пришли и говорите все это? Это же неправда. Неправда. Она не мо… не могла умереть.
– Мы из полиции, – говорит Денисов. – И мы не шутим.
– Ее, разве… как? – глаза совсем влажные. – Ее убили?
Денисов похлопывает ладонью по столу.
– Да, – говорит. – Это трудно объяснить. Ее нашли на набережной. Мертва она была уже около двух лет.
– Что? – ярко напомаженные губы мелко дрожат. – И… и все это время, все два года, никто об этом не знал? Почему… поток не…
– Должно быть, преступник хорошо умеет скрывать следы, – говорит Фролов.
– К тому же, – Денисов раскачивает восьмиклинкой, – в таких больших системах, ну, как поток, всякое случается. У нас так каждый год, много пропавших людей всплывает.