От Кремлёвской стены до Стены плача…. Борис Барабанов
как люди жили и как они относились друг к другу, и какое у них было взаимное уважение – никто ничего не знает. Знают, конечно, специалисты, но вот истину трудно восстановить, а иногда просто невозможно.
Вернемся к моему отцу. И вот отправили его главным инженером в Литву, потому что кадров не было, а в Каунесе мясокомбинат большой строить начали.
Отец уехал к листу назначения. А тут, мать честная – война! И как она война в Брянске? Немец быстро дошел до Брянска.
Выкопали «щель» – это называлась траншея около дома. И как объявляют тревогу налет – все в эти щели, как тараканы, набивались. Некоторые жильцы в подъезде стояли, думали, что, может быть, бомба не достанет, и в «щель» не бегали.
Особенно евреи переживали:
– Тихо, дети! Не кричите. Там немец летит. Он услышит и на нас бомбу бросит.
Немецкие самолеты по-другому гудели, чем наши самолеты. Они как-то – «у-у-у-у», и все прочее. И мы прятались.
А отец уехал, мы не знаем, куда уехал, что с ним. Война идет. Литву немцы захватили, а отец все в Каунас едет куда-то. И мы думаем: «Останемся мы тут и без отца».
А у нас обстановка такая: скот гонят по нашей мощеной булыжной дороге, овец гонят, тракторы едут, эвакуируют людей, животных и техники сплошной поток. Поскольку бомбежки стали частыми, мы стали прятаться в лес.
Всегда я как-то не вовремя: то на елку упал, а этот раз во время бомбежки остался дома и прилег на кушетке, слышу что-то такое прогудело, наверное, самолет, а потом как ахнуло совсем рядом, как взорвалось! И я с кушетки этой слетел на пол, а картина упала и мне на голову нанизалась. Слышу топот ног снизу идут, бегут. Отец:
– Ты жив, жив?
Я говорю:
– Да, я жив, тут нормально.
– Собирайся, все, в лес пойдем прятаться.
Этот эпизод произошел, когда отец только что приехал из Литвы. Оказывается, он ехал навстречу фронту, а фронт шел навстречу ему. Когда он уже подъехал почти к фронту, его тормознули и говорят:
– Ты куда едешь?
А он говорит:
– Я куда? Вот, у меня направление на литовский мясокомбинат.
– Да она Литва, это Каунас уже оккупирован, а ты все куда-то прешь. Разворачивай оглобли.
А он говорит:
– Вы должны мне отметить в этой бумажке.
Военные ему поставили какой-то штамп. Он развернулся и поехал. Назад в Москву, а из Москвы его сюда назад вернули. Вот отец спрашивает меня: «Жив ты?» Оказывается, бомба упала совсем рядом на нашей дороге, по которой эвакуировали людей и все остальное.
Немцы эту дорогу стали интенсивно бомбить. Бомбы падали совсем рядом с жилыми домами, и потом на бреющем полете, вот как на известной картине нарисовано, «фашист пролетел». Я это воочию видел, как немец из пулемета, как дал по дороге: «ды-ды-ды-ды-ды-ды-ды», – и все эти, скот орет, мычит, разбежался по этим всем лесам тут в округе.
И мы пошли в лес. А брат тут тоже задержался – ежика, видите, надо ему спасать, ежик у нас жил, и он его искал под кроватью. Отец говорит:
– Давай