Дневник священника. Мысли и записки. протоиерей Константин Пархоменко
женщина меня не слушает и продолжает, продолжает говорить.
Я:
– Подождите, я хотел…
Она:
– И еще, батюшка…
– Ну, стойте же, дайте сказать вам слово…
– Сейчас, батюшка, ой, извините, еще у меня…
И опять без перерыва. Думаю, чем все это закончится. Дал ей высказаться. Минут через пять-семь словесный поток иссякает. Женщина замолкает, смотрит в бумажку с записанными грехами. Я, выждав паузу, открываю рот, она тут же:
– Ах, чуть не забыла, еще один грех: я много болтаю, всех перебиваю и никого, кроме себя, не слушаю…
…
Часто спрашивают: почему в Церкви есть недостатки, ведь мы называем ее Святой? На эту тему лучшее, что знаю, – замечание протопресвитера Николая Афанасьева: «Действие эмпирических фактов на церковную жизнь до известной степени является естественным и законным. Это есть та дань, которую платит Церковь за свое пребывание в эмпирической жизни» (статья «Неудавшийся церковный округ»).
Эмпирический – это наш мир, чувственный, осязаемый. Как верно! За пребывание в реальном, нашем, к сожалению, далеко не безгрешном мире приходится платить тем, что и на святых членов Церкви – и на мирян, и на батюшек, и даже на архиереев – мир оказывает не всегда положительное влияние.
Поэтому грехами служителей Церкви и вообще христиан соблазняться не стоит. Постараемся в самих себе минимизировать это воздействие эмпирии мира сего.
…
Прихожу в храм с повязкой на руке…
Впрочем, нужно начать чуть раньше. Вчера пригласили исповедовать и причастить умирающую старушку. Взял Святые Дары, направился по адресу. Из окон – парк с изумительной золотой листвой, чуть дальше – наш собор во всем великолепии. Отнимаю глаза от окна. Из буйства красок возвращаюсь взглядом в убогое, серое жилище. На постели – сухая, измученная болезнью бабушка. Видно, что крепкая, видно, что борется со старухой-смертью.
Сын, уже пожилой человек, рассказывает:
– Мама у меня – кремень; гвозди бы из таких людей делать… Родила меня в Сибири, в 40-е годы. Почувствовала схватки и пошла в медпункт, а он за семь километров. По дороге у нее отошли воды, а на улице – минус 40. Пока дошла – низ платья и полушубка покрылись коркой льда. Врачи – за голову. Уложили ее, сбегали за молотком и стали лед скалывать. Только после этого удалось начать роды принимать. Вот так я и родился.
…Исповедовать старушку трудно: она практически ничего не понимает. Доверчиво смотрит большими глазами и улыбается. Она почти в мире ином.
Причастив старушку, прощаюсь. Благословляю ее и хочу положить руку на голову. Но моя причастница тянется взять мою руку в свои ладошки. Поцеловать хочет, думаю. Старушка берет мою ладонь, бережно подносит к губам, а потом, мгновение поколебавшись, вгрызается в руку несколькими уцелевшими зубами. Я отдергиваю руку, но поздно… Видимо, добрая старушка думала, что ее покормить хотят…
К слову, я совсем не рассердился на мою милую причастницу. Ей – развлечение, мне –