Марсельская сказка. Елена Букреева
рядом. – Пришлось немного помучиться, подбирая жакет под цвет блузы.
Разумеется, это сработало. Розалинда была атеисткой, если не считать того, что она фанатично и влюблённо поклонялась моде. Полагаю, это единственное, что вызывало в ней страсть – стильные наряды, роскошные образы, дорогие украшения… Её знали и уважали во многих модных домах Лондона и Парижа. Она была одержима модой и требовала, чтобы люди в её окружении самозабвенно разделяли эту манию.
Губы матери дернулись, когда она обернулась ко мне и критично оглядела мой наряд. Больше она ничего не сказала. На её языке это означало «недурно». Мы двинулись вниз по узкой тропинке, проложенной сквозь безупречно ровные ряды груш. Зелёные ветви, нагромождённые поспевающим сладким грузом, почтенно склонились перед нами, пока мы молча брели по густому коридору. Здесь пахло свежестью, едва наступившим летом, морским ветром и влажной почвой – сочетание этих ароматов и ассоциировалось у меня с Роузфилдом. Я провела в нашем небольшом саду, не насчитывающим и двух руд, всё своё детство: играла в прятки с Лотти, собирала с Морной груши для пирога, читала… «Вот бы закупорить этот запах в маленькую бутылочку и увезти с собой!» – сокрушалась я, уезжая в Кембридж четыре года назад. Я не была привязана к Роузфилду, но я без конца купалась в горько-сладких воспоминаниях, связанных с ним. И все они были крепко пропитаны запахом нашего грушевого сада, даже несмотря на то, что главным достоянием поместья Роузфилд всегда были розы. До той злосчастной зимы тридцать четвёртого.
И теперь так странно было находиться здесь вновь.
– Ты, верно, знаешь, что разговор будет не из приятных, – Розалинда прервала тишину, сбавив темп.
Я обратила взор к небу, укрытому тяжёлыми оловянными облаками, и вздохнула.
– Ну, разумеется.
– Мне не нравится твой тон. И глубокая складка у тебя между бровей. Что я говорила тебе о морщинах? – Розалинда сказала это, даже не повернувшись ко мне. Я нахмурилась сильнее, но затем расслабила лицо. – Полагаю, так на тебя подействовала новость о грядущем маскараде? Право, я думала, ты будешь рада. Ты всегда любила наряжаться.
– Это ты любила наряжать меня, – проблеяла я, зная, как она терпеть не может, когда я бубню себе что-то под нос, будучи обиженной до предела. – Не могу поверить, что всё это ты провернула у меня за спиной!
Внезапно она остановилась. И, как встревоженный часовой, повернулась ко мне – резко и с опасностью, от неё исходящей. Как хорошо, что мы были одного роста. Это делало меня менее уязвимой перед ней.
– Да, провернула. И что с того? Я имею на это полное право. И не могу поверить, что ты смеешь высказывать мне свое недовольство.
– По-твоему, я не должна?
– С самого твоего рождения мы с отцом потакали всем твоим прихотям. Хочешь готовить завтраки с Морной вместо уроков музыки? Пожалуйста. Хочешь изучать только французский? Хорошо, мы отошлём твоего учителя итальянского обратно в Эдинбург. Ах, ты решила