Стихи о любви (сборник). Тимур Кибиров
немец!.. Вася Шишкин
у нас в кадетском корпусе отлично
изображал, как немец пиво пьет.
Такой шалун был… А ведь дослужился
до губернаторства… Назад тому три года
его какой-то негодяй в театре
смертельно ранил… Был бы жив Столыпин,
порядок бы навел… А ты, Петруша,
случайно не из этих?.. То-то, нет…
Грех, Петя, грех… И ладно бы купчишки,
семинаристы, но ведь из дворянских
стариннейших семей – такой позор!
Нет, не пойму я что-то вас, новейших…
Да вот Аглая – вроде бы ничем
Бог девку не обидел – красотою,
умом и нравом – всем взяла, наукам
обучена, что твой приват-доцент.
Приданое – дай Боже всякой, Петя.
А счастья нет… И все молчит, и книжки
читает, и вздыхает… Года два
назад из-за границы возвратился
Навроцкий молодой, и зачастил
он к нам. Все книги привозил и ноты.
Аглая ожила. А мне, Петруша,
он как-то не понравился. Но все же
я б возражать не стал… А через две
недели приезжает он под вечер
какой-то тихий, сумрачный. А Глаша
велит сказать, что захворала. После
Палашку посылала, я приметил,
с письмом к нему… И все, Петруша, все!
Я спрашивал ее: «А что ж не ездит
к нам больше Дмитрий Палыч?» – «Ах, оставьте,
откуда знать мне, папенька!» Вот так-то…
Э, Александр Викентьич, чур, не спать!
Давай-ка, брат, опрокидонт иваныч!
Давайте, Саша, Петенька, за встречу!
Как дьякон наш говаривал: «Не то,
возлюбленные чада, оскверняет,
что входит к нам в уста, а что из уст
исходит!»… Да-с, голубчик… Презабавный
мне случай вспомнился – году в тридцатом…
Нет, дай Бог памяти… В тридцать шестом.
Или в тридцать девятом?.. Под Варшавой
наш полк стоял в то лето, господа.
Вообразите – пыльное местечко,
ученья бесконечные, жара
анафемская, скука – хоть стреляйся!
И никакого общества, поскольку
окрестные паны не то что бал
какой-нибудь задать – вообще ни разу
не пригласили нас, что объяснимо,
конечно, но обидно… Как обычно,
мы собрались у прапорщика Лембке.
Ну, натурально, выпивка, банчишко.
Ничто, казалось бы, не предвещало
каких-либо событий… Но уже
к полуночи заметил я, что Бельский
рассеян как-то, молчалив и странен…
Но, впрочем, надобно вам рассказать
подробнее о нем. У нас в полку
он человек был новый – лишь неделю
из гвардии он был переведен.
За что – никто не знал. Ходили слухи
о связи романической, скандале,
пощечине на маскараде – толком
никто не знал… И каково же было
мое недоумение, когда,
внезапно бросив карты… Заболтал
я вас совсем,