Стихи о любви (сборник). Тимур Кибиров

      А богоборцы, а богоискатели? Вся эта погань,

      вся достоевщинка родная? Помнишь, зимою в Нарыне

      в командировке я был? Там в гостинице номер двухместный,

      без унитаза, без раковины, но с эстампом ярчайшим,

      целых три дня и две ночи делил я с каким-то усатым

      мелиоратором, кажется, нет, гидротехником… в общем,

      что-то с водою и с техникой связано… Был он из Фрунзе,

      но не киргиз, а русак коренной. Поначалу спокойно

      жили мы, «Сопот» смотрели, его угощал я индийским

      чаем, а он меня всякой жратвою домашнею. Но на вторые

      сутки под вечер явился он с другом каким-то, киргизом,

      как говорится, ужратый в умат. И еще раздавили

      (впрочем, со мною уже) грамм четыреста водки «Кубанской».

      Кореш его отвалил. И вот тут началося.

      Начал икать он, Ленуля, а после он стал материться.

      Драться пытался, стаканом бросался в меня, и салагой

      хуевым он обзывал меня зло, и чучмеком ебанным.

      После он плакал и пел – как в вагонах зеленых ведется,

      я же – как в желтых и синих – помалкивал.

      «В Бога ты веришь? –

      вдруг вопросил он. – Я, бля, говорю, в Бога веришь?» –

      «Ну, верю». –

      «Верю! Нет, врешь, ни хуя ты, бля, сука, не веришь!..

      Не понимаешь ты, блядь! Я вот верю! Я, сука-бля, верю!

      Но не молюсь ни хуя! Не, ты понял, бля? Понял, сучонка?» –

      «Понял я, понял». – «А вот не пизди. Ни хера ты не понял.

      Леха, бля, Шифер не будет стоять на коленях!!» Ей-богу,

      не сочинил я ни капельки, так вот и было, как будто

      это Набоков придумал, чтоб Федор Михалыча насмерть

      несправедливо и зло задразнить… Так давай же стараться!

      Будем, Ленулька, мещанами – просто из гигиенических

      соображений, чтоб эту паршу, и коросту, и триппер

      не подхватить, не поплыть по волнам этим, женка.

      Жить-поживать будем, есть да похваливать, спать-почивать будем,

      будем герани растить и бегонию, будем котлетки

      кушать, а в праздники гусика, если ж не станет продуктов –

      хлебушек черненький будем жевать, кипяток с сахаринчиком.

      Впрочем, Бог даст, образуется все. Ведь не много и надо

      тем, кто умеет глядеть, кто очнулся и понял навеки,

      как драгоценно все, как все ничтожно, и хрупко, и нежно,

      кто понимает сквозь слезы, что весь этот мир несуразный

      бережно надо хранить, как игрушку, как елочный шарик,

      кто осознал метафизику влажной уборки.

      Выйду я утром с собачкою нашей гулять, и, вернувшись,

      зонтик поставив сушиться, спрошу я: «Елена Иванна,

      в кулинарии на Волгина