Стихи о любви (сборник). Тимур Кибиров
из-под кабеля. Труба
заржавленная. Видно, не судьба.
Видать, не суждено. Мотоциклет
протарахтит и скроется. И свет
над фабрикою фетровой в ночи…
Прощай, ма шер. Молчи же, грусть, молчи.
III. Из цикла «Младенчество»
Мы вошли в комнаты. С трепетом смотрел я вокруг себя, припоминая свои младенческие годы. Ничто в доме не изменилось, все было на прежнем месте.
«Майский жук прилетел из дошкольных времен…»
Майский жук прилетел из дошкольных времен.
Привяжу ему нитку на лапку.
Пусть несет меня в мир, где я был вознесен
на закорки военного папки.
В забылицу о том, как я нравился всем,
в фокус-покус лучей обожанья,
в угол, где отбывал я – недолго совсем –
по доносу сестры наказанье.
Где страшнее всего было то, что убил
сын соседский лягушку живую,
и что ревой-коровой меня он дразнил,
когда с ветки упал в крапиву я.
В белой кухне бабуля стоит над плитой.
Я вбегаю, обиженный болью.
Но поставлен на стул и читаю Барто,
первомайское теша застолье.
И из бани я с дедушкой рядом иду,
чистый-чистый под синей матроской.
Алычею зеленой объемся в саду,
перемажусь в сарае известкой.
Где не то что оправдывать – и подавать
я надежды еще не обязан.
И опять к логопеду ведет меня мать,
и язык мой еще не развязан.
«Я горбушку хлеба натру чесноком пахучим…»
Я горбушку хлеба натру чесноком пахучим.
Я слюной прилеплю к порезу лист подорожника.
Я услышу рассказы страшные – про красные руки,
про кровавые пятна и черный-пречерный гроб!
Я залезу на дерево у кинотеатра «Зеленый»,
чтоб без спросу смотреть «Королеву бензоколонки».
За сараем закашляюсь я от окурка «Казбека»
и в сортире на Республиканской запомню рисунки.
А Хвалько, а Хвалько будет вечно бежать, а тетя Раиса
будет вечно его догонять с ремнем или прутиком.
«Карбида вожделенного кусочки…»
Карбида вожделенного кусочки
со стройки стырив, наслаждайся вонью,
шипеньем, синим пламенем от спички
в кипящей луже, в полдень, у колонки.
По пыли нежной, августовской, желтой
айда купаться!.. ГлЫбоко, с головкой!..
Зовут домой – скорей, приехал дядя…
И в тот же самый день взлетел Гагарин.
Какой-то диафильм – слоны и джунгли,
индусы, лань волшебная – на синей
известке, и какие-то созвездья
мерцают между крон пирамидальных…
Еще я помню сказку и картинки –
коза, козлята, – только почему-то
коза звала их – мой Алюль, Билюль мой
и мой Хиштаки… Черт-те что… Не помню…
«На коробке