Птицелов. Ланиус Андрей
из прочих углов коробки. Вскоре я был обложен ими выше головы.
Фототека Пименова содержалась в образцовом порядке: снимки были разложены по конвертам, на каждом из которых значились номер, дата, тематика, еще какие-то данные.
Его скрипучий голос зазвучал мягче, задушевнее:
– Здесь у меня виды города… Тут портреты… Узнаешь этого деятеля? Я снимал! Тут морские пейзажи… А это работы с выставок. А вот и они, милашки в бикини и без… А? Посмотри, как легли светотени!
– Ты, Никола, классный мастер. Думаю, мы поладим. – Я принялся отставлять коробки в сторону. – Судя по этой коллекции, у тебя в Питере широкие связи. Наверняка и в друзьях нет недостатка?
– Мой покойный папаша, – Пименов пересел на кровать и привалился спиной к стене, украшенной вместо коврика полосатым половиком, – говаривал мне: «Николка, в жизни у каждого человека должно быть море приятелей, но настоящих друзей может быть только четыре. Как четыре стороны света, четыре времени года, четыре стихии, четыре четверти…» – Голова его клонилась все ниже, я уже думал, что сейчас он свалится, но нет, организм выдал резервный импульс, ванька-встанька резко выпрямился.
– Касаев, как я понял, один из этих друзей?
– Совершенно верно, – кивнул Пименов. – Ты, Димка, не смотри, что мы с ним цапаемся. Он мужик хороший. Мы – друзья. Понял?
– Да, я заметил. Как и то, что по ряду вопросов между вами существуют разногласия.
– Па! – издал он неясный звук. – Да ведь Гарька – псих! Заводится с полоборота. Может взвиться из-за пустяка и наговорить сорок бочек арестантов, особенно если чуть поддаст. Кому это понравится? А уж обидчивый! Не дай Бог ляпнуть что-нибудь не то о его статейках! Живьем сожрет! Мы с ним раз двести ссорились вдрызг! А после опять сходились. А почему? А все потому, что я – единственный, кто понял этого человека до конца, и он это знает. Оттого и не может от меня отлепиться.
– Что же ты понял, Николай?
– Его нутро. Самую сердцевину.
– Ну и в чем она?
– Он не может утешиться, глядя на тех, кому хуже. И потому не будет счастлив. Никогда.
– Ну-у, Николай… Многие миллионы людей не довольствуются тем, что имеют, и хотят большего. Человеческая неудовлетворенность – это и есть истинный двигатель прогресса.
– Не то. – Он покачал перед моим носом пальцем: – Вот послушай, что я тебе скажу… Допустим, найдешь ты золотой самородок с лошадиную голову. Или получишь в наследство миллиард. Станешь ты после этого заниматься своим дерьмовым бизнесом? Нет ведь, согласен?
– Предположим.
– Я разбогатею, – он хлопнул себя по костистой груди, – фотоаппарат, конечно, не выброшу, но снимать буду с разбором и только в свое удовольствие. А вот Гарька журналистику не бросит никогда. Хоть насыпь ему полные карманы бриллиантов, понимаешь?
– Стараюсь.
– У него талант от Бога. Но Гарька – дурак!
– Вот так вывод!
– А я говорю – дурак! – Пименов с силой стукнул кулаком по тумбочке. – Потому как если у человека есть призвание, он только ему и должен служить. Никакой семьи! Ни-ка-кой!
– Думаю,