Введение в русскую религиозную философию. Л. И. Василенко
(6, с. 232).
И.С. Аксаков верил в силу добра и творческие силы русского народа и думал больше о судьбах русского православия, чем Империи. Как и Хомяков, он любил подлинную свободу духа, свободу во Христе. Как и Хомяков, он ратовал за то, чтобы не только частная, но и общественная жизнь претворялась воздействием христианской истины, чтобы формы и условия российской общественной жизни постепенно перерождались под воздействием начал, данных миру Божественным Откровением. Глубокая православная вера должна быть едина с образованностью и практичностью.
В социально-политических вопросах И. Аксаков придерживался панславизма. Панславистские идеи высказывали Н.Я. Данилевский, М.П. Погодин, Ф.И. Тютчев, участники Кирилло-Мефодиевского братства и даже анархист М.А. Бакунин. Задача панславизма, согласно Аксакову, – не в том, чтобы, как считал Данилевский, усиливать контраст с Европой, а в преодолении ограниченности как Запада, так и Востока. Аксаков убеждал, что это должно совершаться на путях всемирно-исторического просвещения в духе веры Христовой. Значит, требуемое для этого государственное усиление России обязывает монарха и все сословия быть нравственно безупречными и религиозно ответственными.
Оппоненты говорили, что Аксаков чрезмерно переоценил готовность русских к выполнению столь высокой духовной задачи. Против панславизма выступили государь император Николай I, К. Леонтьев и Вл. Соловьев. Николай I как политик-практик видел, сколь далеко разошлись пути разных славянских народов, и опасался, что объединение славян «будет на гибель России». Леонтьев заявил: «Что такое славизм? Ответа нет!», славянская почва не годна, вся надежда – только на византизм. Панславизм приведет к эгалитаризму, к демократии, возмущался Леонтьев, поскольку Аксаков писал о сближении сословий в пореформенной России. Далекий от демократии и конституционализма монархист Аксаков был, как и все славянофилы, верен самодержавию и со временем отказался от надежд на стирание граней между сословиями.
Вл. Соловьев, напротив, многие годы оптимистически оценивал духовные силы русских и в 80-х гг. сам искал синтеза Востока и Запада, но не на путях панславизма. Соловьев проектировал теократическую унию под главенством папы, чем и дискредитировал себя в глазах многих. Соловьев упрекал Аксакова, что его отношение к Риму – исключительно полемическое, что он отвергает католичество только потому, что оно «претит русскому национальному духу», вместо того, чтобы подумать, не претит ли оно истине. Аксаков возражал, что Соловьев отделил себя от русского народа и православной истины, когда предложил объединяться с Римом. В конце концов Соловьев отказался от своего проекта. Ему, как ранее Тютчеву и Леонтьеву, приоткрылось грядущее явление антихриста, противостоять которому невозможно, если оставаться в русле националистических, униатских или панславистских идей. Эсхатологическая тревога все же не коснулась сердца Аксакова.
В отношении социальных реформ Аксаков был иногда