Введение в русскую религиозную философию. Л. И. Василенко
так смело своего знамени, как на Западе» (3, с.505). «Неужели в самом деле германцы исчерпали все содержание христианства?» – спрашивает Самарин (3, с. 419).
Во-первых, утверждал он, акцент на самоопределении личности без характеристики содержания ее внутренней жизни не дает полнокровного христианского понимания личности. Во-вторых, общину не следует считать тем безличным родовым социальным единством, где личность теряется. Наоборот, именно в общине личность достигает духовной зрелости, ответственно в ней участвует, принимает ее во имя Высшего. Это – свободный акт, духовное решение. Здесь первично послушание Богу и Церкви. В славянском мире, возражал он Кавелину и другим, община приняла в себя духовное начало от Церкви, народное общинное начало просвещается Церковью: «Общинный быт славян основан не на отсутствии личности, а на свободном и сознательном ее отречении от своего полновластия» (3, с. 443). А государство (разумеется, самодержавное) является для народа формой, не противоречащей общинному началу.
Самоотречение принципиально важно потому, что понимание личности как обособленной от общины, согласно Самарину, неконструктивно. В наше время это обособление обычно оценивают как индивидуалистическое самоутверждение, которое в светской культуре считается преодолеваемым на путях развития личностного самосознания. Самарин, однако, понимал, что этого недостаточно: для более полного и глубокого понимания личности нужно вводить в рассмотрение те сверхличные ценности и святыни, которые придают смысл жизни личности, когда она вступает в живые отношения с Богом. Реальность ценностей, святынь и отношений открывается в религиозном опыте личности. Это есть у Самарина, как, впрочем, есть и в современном персонализме, где личность понимается как преодолевшая замыкание на себя и принимающая ценности высшего порядка, а также нормы жизни, которые предлагает Бог.
Самарин прав в том, что подлинное понимание личности дается верой, а не разъяснением с помощью каких-то социально-исторических фактов, будь то «германский» образец или что-то еще. Вспомним для сравнения, что у Киреевского идеал «цельности жизни» означал, что православный христианин, будучи «разумно-свободной личностью», является частицей Церкви как Тела Христова и живет полнокровной жизнью Церкви в единстве с Богом. Самарин высказывался о церковном статусе личности в общине скорее в русле долженствования, чем реального наличия. Если общинность лишена добротного церковного качества, тогда не может быть глубокого внутреннего единства всецело преданной Богу личности с подобной общиной. Самарин не закрывал глаза на то, что беда многих из нас в том, что в Церкви «мы числимся, но не живем». Это означает, что когда духовная жизнь общины теплохладна, появляются серьезные проблемы взаимоотношений личности с этой общиной, решения которых не исчерпываются тем, что Самарин описал в общем виде.
Ранних славянофилов сменили почвенники. Они не искали идеальную соборную жизнь в Древней