Пришедшие с мечом. Екатерина Глаголева
дубину, вымазанную в крови и мозгах, как земля зазвенела туго натянутым барабаном под ударами десятков копыт. Французов было сотни полторы, они рассыпались по двору, несколько человек отдирали доски, которыми были заколочены двери барского дома. Игнат вышел к ним сам.
С ним заговорил поляк, состоявший при командире: им нужна провизия, сено, овес, подводы; они заплатят (он показал пачку бумажных денег). Игнат отвечал ему, что здесь господская усадьба, все запасы барыня забрала с собой, ничего нет.
– А гдзе хлопы? – спросил поляк.
Игнат пожал плечами. Он помимо воли следил глазами за двумя французами, обходившими вокруг повалуши. Эх, на пороге кровь осталась, еще увидят… Громко заржала лошадь, запертая им в конюшне; один из коней ей откликнулся. Командир отдал какое-то приказание и что-то сказал поляку, тот снова обратился к Игнату:
– Гдзе двух француски жолнежи, кторы были тутай?
– Не видал, – отвечал мужик, глядя себе под ноги.
Солдат вел под уздцы лошадь, тараторя на ходу; командир вытащил пистолет и наставил на Игната.
– Ничего я не знаю, – мрачно повторил тот, не поднимая головы. – Не видал.
Командир выкрикнул отрывистую команду; двое солдат схватили Игната под руки и потащили к повалуше. Выстрел прокатился эхом по парку; невидимый голос прокричал:
– Rendez-vous! Vous êtes cernés![9]
Французы заметались, бросились к своим лошадям, но на них уже со всех сторон с гиканьем летели казаки. Стряхнув с себя чужие руки, Игнат сбил одного солдата с ног сильным ударом кулака, а другого прижал к стене, придавив локтем горло.
– Je me rends, je me rends![10] – сипел тот.
Через несколько минут всё было кончено; уцелевшие французы сбились в кучку в центре кольца из казаков. К Игнату подъехал всадник в синем кафтане, казацкой шапке и с Георгиевским крестом на груди.
– Ты настоящий богатырь! – воскликнул он. – Я был бы рад видеть тебя среди мстителей за поруганное Отечество, смывающих пятно позора вражьей кровью!
– А нашим кто защитой будет? – спросил Игнат. – Остались одни хворые, да бабы, да старики, да вон, – он мотнул головой в сторону гордого паренька, вовремя приведшего подмогу.
Крестьяне прятались в лесу в наскоро выкопанных землянках. Пищали младенцы, мычали коровы, которых пора было доить, дымили костры, разведенные под котлами. Бабы испуганно прижимали к себе детей и крестились, глядя на французов, которых гнали казаки, а те не сводили глаз с котлов.
– Клеб! – не выдержал один. – S'il vous plaît, madame! S'il vous plaît![11]
Он тыкал пальцем себе в открытый рот, показывая, что голоден. Пошушукавшись с бабами, один из крестьян с опаской приблизился к пленным, сидевшим прямо на земле, подал им котелок с вареной картошкой, поверх которой лежал кусок говядины, и завернутый в тряпицу каравай. Всё это было уничтожено почти мгновенно; мужику вернули котелок с изъявлениями благодарности, на которые он, осмелев, отвечал: «Ешьте-ешьте, на здоровье».
Захватив
Сдавайтесь! Вы окружены!
Я сдаюсь, я сдаюсь!
Пожалуйста, сударыня! Пожалуйста!