Никола зимний. Сергей Кузнечихин
Еще на днях на сирени назревали всего лишь бледные бутоны, а к выпускному, как по заказу, куст дружно зацвел. Засмотрелся. И тут его окликнули. Повернул голову. В двух шагах от него стояла Юлия и улыбалась.
– Любуешься!
– Красиво цветет! Почему бы и не полюбоваться.
– А подари мне ветку с пятилепестковым цветком. На счастье! – И протянула ему холодную узкую ладошку.
После такой нежной улыбки и ласкового голоса глупо было вспоминать старые обиды. Он шагнул к кусту, выбрал пышно цветущую ветку и протянул Юлии.
– Считать будем?
– Я верю, что он есть, дома обязательно найду, – сказала срывающимся голосом, потом обвила его шею оголенными руками и поцеловала. Мягкие и горячие губы долго не отпускали его. Ветка сирени в ее руке царапала шею. Голова кружилась.
Когда Юлия опустила руки, он поднял голову и увидел, что Тулуп стоит на школьном крыльце и смотрит на них.
– Тебя ждут, – еле выговорил он.
– Я знаю, – нисколько не смутившись, беспечно прощебетала Юлия и помахала Тулупу.
Смотрел на уходящую и продолжал слышать, как билось ее сердце.
Что это было? Не понимал он Юлию. Не понимал.
В девятый класс он не пошел, да его никто и не уговаривал ни дома, ни в школе. Отец выпил с леспромхозовским начальником, и парня пообещали пристроить, а пока гулял на свободе. Чтобы жизнь медом не казалась, отец плотно запряг в домашние дела и муштровал так, что ни охнуть, ни вздохнуть. Никола не мог дождаться, когда выйдет на работу, там хоть вечера свободные и выходные положены. И зарплату, как взрослый мужик, получаешь.
Вечером с парнями сгоношились на выпивку и уперлись в поселок на танцы. Да еще и леспромхозовская деваха попросила проводить, а сама возле дома даже поцеловать не дала. Вернулся среди ночи, не успел заснуть, а отец уже будит. Недовольный, ворчит, подгоняет. Мать пытается заступиться.
– С вечера надо предупреждать.
– А где его с вечера до утра носило.
Он помалкивал. Надо было пораньше вернуться, да не хотелось от компании отставать. А ведь знал, что поднимут.
– И тебе работа есть, с нами поедешь, – приказал матери, – Верка пусть дома управлятся.
Понягу собрали неподъемную. До берега брел, запинаясь. Окончательно проснулся только в лодке, на свежем ветру.
Отец работал бакенщиком. На берегу у него была избушка, приспособленная под мастерскую. По договору с колхозом он должен был сделать десять саней, за это ему разрешалось заготавливать сено.
Приехали, разгрузились, попили чаю – и сразу за дело. Сначала проверили сети. Мать оставили разбираться с рыбой, а сами отправились в лес. Пока выбирали жерди для оглобель, отец показал небольшую, но чистую полянку и велел вечером скосить.
Ужинать сели уже в сумерках. Заснул сразу. Где-то под потолком занудствовал шальной комар, по другую сторону занавески храпели на два голоса мать с отцом, но спать не мешали.
Истеричный лай разбудил, когда уже светало. Поднялись все трое.