Уголовный процесс современной России. Коллектив авторов
более чем спорное законодательное определение понятия источников доказательств16. Примеры подобного рода можно продолжить, однако предпочтительнее сосредоточиться на позитивном изложении материала. Добавим лишь: причина подобной узости угла зрения большинства авторов, в значительной мере, обусловлена тем, что опору своей рефлексии процессуалисты находят лишь в национальным законодательстве.
2. Прежде всего, необходимо признать факт компаративистского небрежения – живем-то ведь давно не в замкнутом процессуальном пространстве, а мире, в котором все стремительно меняется: не только доктринальные воззрения, но и зачастую опережающее его законодательство (хотя логичнее было бы, чтобы достижения науки опережали законотворчество). Отметим, например, что законодатель Эстонской Республики вовсе отказался от определения в УПК понятия доказательства. Из УПК Грузии, Латвийской и Литовской республик исключены перечни источников доказательственной информации. В п. 23 ст. 3 УПК Грузии 2009 г. доказательства определяются как информация, представленная в суд в установленном законом порядке, содержащие эту информацию предметы, вещи и иные объекты, на основе которых стороны в суде аргументируют свою позицию, а суд устанавливает имеющие значение для дела обстоятельства. В УПК Украины 2012 г. (ст. 84) четко разграничены доказательства как фактические данные и их процессуальные источники: последние четко поименованы как «процессуальные источники доказательств». В ст. 124 УПК Азербайджанской Республики 2000 г. закреплено, что «доказательствами по уголовному преследованию являются заслуживающие доверия улики (сведения, документы, вещи), полученные судом или сторонами уголовного процесса». В ч. 1 ст. 124 УПК Туркменистана 2009 г. включена такая формулировка: «Каждые из любых законно полученных фактических данных по уголовному делу являются доказательствами»17. В ст. 74 УПК РФ в наиболее уродливой, на наш взгляд, форме воспроизведена концепция единства фактических данных и их источников (детально эта позиция будет рассмотрена во 2 главе настоящей работы). А ведь в совсем недалеком прошлом УПК названных государств по понятным причинам содержали аутентичные определения рассматриваемого понятия.
Анализируя причины и пути проникновения принципиально новых, но поразительно схожих определений понятия «доказательство» в УПК Азербайджанской Республики, Грузии и Туркменистана, мы приходим к мысли: свое начало они берут из одного источника – ч. 1 ст. 142 Модельного уголовно-процессуального кодекса для государств СНГ 1996 г.18
Указанные и многие другие обстоятельства свидетельствуют, – обращение к традиционным проблемам доказательственного права по-прежнему представляется не только оправданным, но и актуальным (не говоря уж о новейших проблемах, а их предостаточно), однако теория и практика уголовного судопроизводства вправе ожидать от научных изысканий большего – продвижения вперед.
3. В период, предшествующий
Принципиально важно сделать следующие примечания:
1) официальные тексты анализируемых УПК на русском языке парламентами соответствующих государств, естественно, не принимались, поэтому при подготовке статьи использованы переводы других авторов без указания конкретных переводчиков (в ряде изданий они не указываются) либо переводы осуществлялись нами самостоятельно.
2) уголовно-процессуальное законодательство зарубежных государств рассматривается нами по состоянию на 01.01.2014 г.
Рекомендательный законодательный акт. Принят на седьмом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств – участников Содружества Независимых Государств. Санкт-Петербург, 17.02.1996 г. // Информационный бюллетень. № 10. (Приложение). В основной вариант ч. 1 ст. 142 Модельного УПК для государств СНГ (а в нем есть и два дополнительных варианта) включена следующая формулировка: «Доказательствами являются любые законно полученные судом или стороной сообщения, а также документы и другие предметы, использование которых правомерно для установления обстоятельств, имеющих значение при производстве по делу.