Ленин. Антоний Оссендовский
не значащий эпизод!
Остапов скоро был вынужден изменить тон своих лекций. Сын губернского советника рассказал о них отцу, который донес о неблагонадежном профессоре куратору. Историк получил первое предупреждение и строгое замечание от директора гимназии, действительного статского советника и кавалера нескольких орденов.
Начались официальные лекции, монотонные, в соответствии с бессовестно фальшивой и дерзко глупой книжкой известного в истории школьного образования Иловайского. Остапов читал лекцию монотонным голосом, уткнувшись взглядом в черную доску стола и не поднимая глаз на класс. Чувствовал себя маленьким, никчемным, почти подлым. Стыд и угрызения совести жгли его ненасытно. Владимир слушал его мрачно и презрительно.
В один из вечером прибежала за ним служанка от Остапова, чтобы тотчас же посетил его по важному делу. Владимир неохотно оделся и пошел. Остапов сидел в распахнутом шлафроке, небритый, в расстегнутой на груди рубашке. Волосы в беспорядке спадали на потный лоб. Глаза неподвижно и тускло смотрели прямо перед собой бессознательно.
Профессор даже не слышал шагов вошедшего Владимира. Он сидел у стола. Перед ним стоял большой графин с водкой и наполненная до половины рюмка, а рядом зеркало, в котором настойчиво виделся уже пьяный Остапов. Бормотал тихо, загадочно.
– Га! Снова прилетела? Ну и что? Ничего нового и более страшного не узнаешь! Все слышал. Ты дала мне письменное обязательство, я подписал его. Слышишь? Подписал, виселицу!
Он оскалил зубы и со всей силы ударил кулаком по зеркалу. Со звоном и грохотом упало оно на пол, а за ним покатились графин, рюмка и учебник Иловайского.
Отрезвленный резким шумом, он поднял глаза и заметил Ульянова.
– А-а! – протянул он. – Пришел, несмотря что… об этом позже! Садись! Может, водочки? Такой хорошей, сильной, с анисом. Петр Великий такую любил. Наш российский Антихрист! Петр Великий, плотник саардамский, новатор, покоритель гнилого Запада. В начале обокрал его, а позже побил. Хитрая это была бестия – Петр Великий, царь с толстой палкой! Вырубал в курной хате окно в Европу… пообрезал кудлатым боярам бороды и потребовал, чтобы их считали франтами! Весельчак! Сынка своего за любовь к патриархальности святорусской, за привязанность к курным хатам, предрассудкам, к колтунястым завшивевшим бородам, мучил тюрьмой и убил палкой.
Владимир сидел неподвижный, не понимая, что произошло с Остаповым.
– Я пьяный, – засмеялся громко профессор. – Пьяный! Русский человек счастливее других, может убежать от боли, отчаяния, угрызений совести. Западный человек в таких случаях стреляет себе в лоб, бросается в реку или надевает себе петлю из подтяжек, и – капут! А мы ныряем в нирвану водки-матери! Ха, ха, ха! Да, мой юноша, и вас это не минует, так как имеешь очень много в голове и сердце. Авдотья, давай водки и две рюмки! И шевелись, как самая проворная грация, ради Бахуса.
Испуганная служанка принесла новый графин. Остапов налил в рюмки и подняв свою, произнес:
– In