Дети Света. Виктор Сухарев

      Речушка млеет в лунном серебре.

      На небе звёзд рассыпанные крошки.

      И дымно тлеют угли на костре,

      И хорошо бы в них испечь картошку.

      Картошечка… Какое колдовство,

      Когда с ладони на ладонь играя,

      Ты, испытав ко всем вокруг родство,

      Её почистишь, пальцы обжигая!

      Я помню, как мы в детстве иногда

      От нетерпения её в огонь кидали.

      Но наши те картошки – вот беда! —

      Всегда, как головёшки, обгорали.

      Теперь, когда седая голова,

      И прогорел огонь, и угли тлеют,

      На них пекутся нужные слова,

      И видно чуть подальше… Да светлее.

      Поэзия серебряного века —

      Зеркальный храм негаснущих свечей.

      Душа давно растаявшего снега,

      Сошедшего в серебряный ручей.

      Ты, как далёкий жеребёнок милый,

      Что делает нас чуточку мудрей.

      Он так и не догнал стальной кобылы,

      Залюбовавшись «шёлком купырей».

      Лишённость до расколотости века,

      Ты, как глоток намоленной воды,

      Что утоляет душу человека

      Наперекор предчувствию беды,

      Когда в тоске у белоэмигранта

      Такая безысходная любовь,

      Которая уму потомка Канта

      Недостижима. За пределом слов.

      И как бы много ты ещё сказала,

      Стань из твоих поэтов кто седым.

      Кого из них отчизна не изгнала,

      Того похоронила молодым.

      И есть в том недосказанная тайна.

      Заметный и для чуждой воли стык.

      Народ – он жив, пока в нём неслучайны

      Его хранят культура и язык.

      Когда впервые я вошёл в театр,

      Я помню то предчувствие открытья

      Причастности в себе. И этот дар,

      Вот и теперь, могу ли не любить я?

      На сцене – если бы игра – мечты

      С такой надрывной искренностью чувства,

      Когда и не актриса в нём, а ты

      В магическом плену её искусства.

      Мир бесконечен, но и в нём предел

      Стоит на грани пошлости и Света.

      Скажи, актёр, каков он, твой удел

      Рыдать смеясь и не жалеть об этом?

      О, истина! Без лжи и суеты,

      Где на твоей ладони откровенье,

      В котором всякий раз я у черты

      Того, что достаёшь ты из забвенья.

      Пусть жизнь и заставляет нас играть,

      Где мы берём своё. И не без боя.

      Но театр, ты возводишь в благодать

      Всё, и… душа становится собою.

      И гаснет сцена – тот волшебный ключик

      К душе, как к дверце за холстом в стене.

      Но где-то не угас на ней тот лучик,

      Что ожил здесь. Он теплится во мне.

      Сухая яблонька в саду, как статуэтка,

      С живою веточкой и с яблоком на ней,

      В той наготе,