Зимний сад. Кристин Ханна
в час, ты помнишь?
– Помню, – сказала Нина, провожая Мередит к выходу.
Едва сестра успела уехать, она взяла с кухонного стола рюкзак и сумку с камерами и поднялась по узкой и крутой лестнице на второй этаж. Миновала спальню родителей и зашла в их с Мередит бывшую детскую. На первый взгляд здесь все было одинаковым: две кровати, два письменных стола, два белых шкафа, но стоило присмотреться – и становилось ясно, что в комнате жили очень непохожие девочки, которым предстояло пойти совсем по разным дорогам. Даже в детстве у них было мало общего, а спектакль, насколько помнила Нина, стал их последней совместной затеей.
Тот день и для Мередит, и для матери стал переломным. Сдержав слово, Мередит больше не слушала ее сказок, но выполнить обещание было нетрудно: мать сама перестала рассказывать их. Нина ужасно скучала по ее сказкам. Она обожала слушать о волшебном дереве, Снегурочке, заколдованном водопаде, крестьянке и принце. Прежде, в те редкие вечера, когда мама уступала их уговорам, Нина завороженно слушала ее голос, убаюканная знакомыми переливами фраз. Все сказки мама знала наизусть, никогда не обращалась к книгам, однако от раза к разу в них не менялось ни слова. Она говорила, что все русские хорошо умеют рассказывать.
После случая со спектаклем Нина с папой не раз пытались заделать брешь, пробитую обидой Мередит и гневом матери. Разумеется, все было тщетно, и к одиннадцати годам Нина стала понимать почему. К этому времени мать столько раз ранила ее чувства, что ей тоже пришлось от нее отстраниться.
Покинув бывшую детскую, она закрыла дверь.
Затем вернулась к спальне родителей и постучала:
– Мам? Хочешь поесть?
Ответа не было. Нина постучала еще раз:
– Мам?
Опять тишина.
Она открыла дверь и вошла. Спальня, где царила идеальная чистота, была обставлена очень сдержанно: широкая кровать, антикварный комод, старенький русский сундук и, наконец, шкаф, забитый томиками романов, которые мать читала для книжного клуба.
Самой матери в комнате не было.
Нина нахмурилась и отправилась вниз, попутно окликая ее. Она уже начала было волноваться, но потом случайно выглянула в окно.
Мать сидела на скамейке в зимнем саду и глядела на свои руки. Кованую изгородь обвивала рождественская гирлянда с крошечными белыми огнями, из-за которых сад напоминал волшебный ларец, светящийся в темноте. В легком снегопаде все предметы казались похожими на мираж. Нина взяла в прихожей пальто и теплые сапоги, быстро оделась и вышла на улицу, стараясь не замечать, как снежинки обжигают ей губы и щеки. По этой причине она и предпочитает работать рядом с экватором.
– Мам? – Нина подошла к ней. – Не стоит тебе тут сидеть. На улице холодно.
– Это не холод.
Ее голос выдавал непомерную усталость, и Нина поняла, как сама вымоталась за этот ужасный день и сколько всего еще предстоит им завтра. Она села рядом с матерью на скамейку.
Казалось, они молчали целую вечность. Наконец мать заговорила:
– Твой отец считает, что я не смогу пережить