Я красива. Я умна. Я кусаюсь. Ринат Валиуллин
она не забывала навести ей блеск, придать мне лоску при каждом удобном случае. Но этот случай вряд ли можно было назвать удобным.
Народная
Если женщина прилетает к тебе в Днепропетровск образца 1986 года, в год чернобыльской аварии, значит, ей можно доверять. Что у нее к тебе не только дело, но и чувства. Можно любить, можно не любить, но при этом доверять. Иногда доверие выходит на первое место, недаром сначала вера, потом надежда, а уже после любовь. Как это по-женски. В моем случае все немного иначе: сначала любовь, хотя можно и без нее, потом вера, да, Вера будет потом, а надежда чем-то напоминает мечту, стоит ей только сбыться, будто сбыл частицу своей души. С надежды какая прибыль?
Хотя женщина сама по себе – это уже авария. Она случилась как признание, прилетела как ветер, как рыжий осенний лист, как открытка, которую ты не ждал, но получить было приятно. Я буду вечно признателен Анне за то, что благодаря ей я узнал, что такое заграница и настоящий минет. Она женщина с большой буквы, с которой у меня не могло быть чего-то постоянного. Но как хозяйке положения я мог доверить ей свое хозяйство.
У меня были концерты в Днепропетровске, когда она решила меня навестить, прилетела и поселилась в гостинице «Днепропетровск». Здание было пришвартовано к берегу Днепра. Выглянешь в окно – там сильная, здоровая река, течением которой уносит все твои нездоровые мысли. Честно сказать, их после такого напряженного графика (я тогда работал по два концерта в будни и по три в выходные) не оставалось. Сплошная «Лунная ночь на Днепре». Даже Луна как у Куинджи, копия которой повешена в Русском музее в Санкт-Петербурге. Посмотришь на нее, повоешь. Глядишь – полегчало.
После второго концерта стильное черное платье встречало гостей в трехкомнатном люксе. Дама Пик, она угощала коньяком и шоколадными конфетами. Гостями были мы с братом. Он сказал, что черное ей к лицу, что она в нем неплохо выглядит.
«Неплохо», конечно, ей не подходило ни по званию, ни по самолюбию. Я мысленно крутанул ее в фуэте, сравнив с танцовщицей Людой, белой высокой тонкой гитарой моего гастрольного тура, героиней (героиной) моего концертного романа, и промолчал. Иногда молчание красноречивее всяких комплиментов. Просто не все умеют им пользоваться. Я уже умел. Паузы – вот что является мерилом мастерства для артиста. Откуда мне было знать, какая меня ждет начинка под этим шоколадом.
Некоторое время они еще покрутили фуэте вместе, будто соревновались, кому из них быть королевой. Но платье было одно, и оно было на Анне.
Скоро Люда испарилась в облаках своего легкого отношения к жизни. Она была легким вином, а здесь все серьезно, здесь коньяк. Словно дежурный по юмору, весь вечер Анна метала свои дежурные шутки, которыми она могла сразить кого угодно, только не меня, успевшего их наслушаться за последние два месяца. Я поливал их коньяком и заедал шоколадными конфетами. Во рту был ликеро-водочный завод, в голове эстрадно-симфонический оркестр никак не мог настроить инструменты