Позови его по имени (Самурай). Нина Мамыкина (Вирэт)
подобных безликих, но весьма марающих слухов в тонком искусстве составления чисто японской икебаны интриг, резонно приписывал честь их придумывания и распространения трем враждебным клану Токемада семействам. Матэ мог позволить себе вести себя по отношению ко всем этим слухам с холодным пренебрежением, так как сам Шоган был из рода Миновары, и это позволяло молодому самураю без явно излишних поединков закрывать рты многим говорливым врагам. Не явно излишним поединкам он охотно шел навстречу собственноручно. То, что сам Ошоби и не пытался как-либо сблизиться с сыном своего якобы друга, действовало на Матэ двояко: и радовало, так как это было хорошим щитом для защиты чести имени отца, и раздражало самолюбие самурая, которым откровенно пренебрегали.
Потому что в глубине своего самого сокровенного «третьего» японского сердца молодой Токемада был убежден: Этоми Ошоби действительно был близким другом его отца Сёбуро!
Как сформировалось это убеждение, Матэ сказать бы не смог… Личность Этоми Ошоби, при всей ее экзотичности, – право экстерриториальности, отсутствие какого-либо, в том числе и японского, подданства, некоторая отчужденность образа жизни и поведения в обществе, – все же внушала к себе необъяснимое доверие и уважение. Даже в его молчании чувствовалась твердая спокойная воля сильного мужественного человека. Старый Ошоби умел одним своим взглядом, не вынимая меча из ножен, обезоруживать и усмирять самых агрессивных самураев. Он был очень немногословен и никогда не повторял своих слов дважды. Никто не видел его в гневе. Степень недовольства у Этоми Ошоби выражалась тем, что он замолкал в разговоре, а при высшем его проявлении он также молча вынимал меч. Только он умел, невообразимо как почувствовав недоброе, среди самой внешне мирной беседы положить руку на рукоять меча и вклинить оружие между врагами в первое же мгновение их взаимного взрыва. Но делал он это очень редко и только тогда, когда был хоть малейший шанс к примирению. Никто никогда не видел старика в синтоистских или буддийских храмах, уже одно это совместно с довольно замкнутым образом его жизни сложило в среде самураев стойкое мнение о том, что Этоми Ошоби колдун, но подтверждения этому не было, и все ограничивалось несмолкающими разговорами, не столько отталкивающими, сколько усиливающими острый интерес к старому воину.
Еще задолго до того, как слуха молодого Токемады коснулись все эти сплетни об Ошоби и Сёбуро, он непроизвольно выделил для себя старика из окружающей его среды. Никаких определенных форм и проявлений это чувство не имело, пожалуй, оно не было и чувством вообще. Скорее всего, это было отсутствие безразличия. Немыслимая связь Свидетеля Этоми с отцом сильнее всколыхнула душу молодого самурая. Он понял, что «это – карма», что иначе и не могло быть… И тем острее и горше было осознавать, что он никогда уже не сможет относиться к старому Ошоби с тем же полнейшим безразличием, каким тот одаривал его!..
В доме Свидетелей в вечер перед поединком