Разлейте время по бокалам. Наталья Аврора
посмотрела на дверь, и та немедленно отворилась, будто повинуясь её безмолвному приказу. Верховный жрец вошёл стремительно, не здороваясь. Он сел на табурет, неприветливо посмотрел на царского тестя и громко проговорил:
– Ты думаешь, легко покинуть Эхнатона во время такого важного праздника? Что взбрело тебе в голову? Из-за тебя я должен изворачиваться, лихорадочно придумывать оправдания для своего отсутствия. Не могу же я сказаться больным, как царица- мать! К тому же пропал мой апр-нубиец, он всегда и везде сопровождает меня, ему больше всех доверяю.
Горбун? – уточнил Эйе.
Да! А тебе какое дело? – Пинхази не пытался скрыть раздражение.
Его больше нет.
То есть?
Тий, собиравшаяся остановить зарождавшуюся перепалку, мысленно присоединилась к недоумённому вопросу Пинхази.
Что? Откуда ты знаешь?
Царица решила не вмешиваться. Она уже поняла, что судьба апра-нубийца каким-то образом связана с тем, для чего Эйе собрал их здесь. Она слушала.
Я убил его. – Эйе произнёс это ровным, не выражающим эмоций, голосом.
Пинхази не отреагировал ни словом, ни жестом, а только уставился на Эйе, широко раскрыв глаза. От удивления его рот приоткрылся.
– Подбери челюсть, жрец! – Царица перевела взгляд с растерянного Пинхази на Эйе.
Нубиец что-то узнал? – догадалась Тий.
Да, я видел, как он выходил от царя в сопровождении Ха.
Ха? – в два голоса выдохнули Верховный Жрец и Царица-мать.
Имя этого придворного вызывало страх даже у самого влиятельного человека в Египте. Он служил Эхнатону так преданно и верно, как никто другой. Ха не имел ничего: ни собственного дома, ни семьи, ни богатства. Его любовь к Эхнатону и Нефертити была беспредельной, и таким же было доверие к нему со стороны Великой Супружеской пары. Многие относились к нему, как к некой мистической фигуре, никто не знал, откуда он пришёл, и все были уверены, что Ха исчезнет сразу после смерти фараона.
Тий подскочила и, одним рывком преодолев расстояние до Пинхази, оказалась рядом с ним. Она нависла над Верховным Жрецом, как кобра над беззащитной жертвой, её широко расставленные глаза горели злым огнём. Пинхази съёжился и, немигая смотрел в её лицо.
– Значит, апру-нубийцу ты доверял?! Что же ты доверил ему такое, что Ха допустил его к фараону? Что узнал твой раб? – Зловещий, шипящий шёпот разъярённой Царицы на последних словах поднялся до крика.
Перепуганный Пинхази попытался ответить, но язык присох к гортани и не повиновался ему.
– Он знал много, но сообщить успел мало, – Эйе говорил всё таким же монотонным голосом. – Если, конечно, верить ему… Я поймал его в безлюдном коридоре, благо таковых имеется много в храме Атона, распросил и удавил его же поясом.
Тий отошла от Пинхази и встала рядом с Эйе.
Что он рассказал моему сыну?
– Сказал, что знает о заговоре против него и Атона. Но Эхнатон был очень уж весел: накануне праздника пятая жена родила ему очередного сына, вам это известно. Царь