Круг перемен. Ирина Богданова
покоем, красотой и бездельем.
– Не мечи бисер, Данька, – встряла в разговор Марианна, – ты что, по одёжке не понимаешь, что девушка привыкла отдыхать в пятизвёздочных отелях «всё включено», а не в малазийской глуши? Да одно её кольцо стоит столько, что на Бали можно год прожить без забот и хлопот.
– Тем более отлично! – Искусствовед Вася широко улыбнулся и подмигнул Инне. – Ты не смотри, что Марьяха колючая! Это она тебя на прочность проверяет. На самом деле она у нас добрая душа. Правда, Марьяшенька?
Лёгкими шагами он пододвинулся к Марьяне и звучно чмокнул её в щёку. Та шутливо шлёпнула его в лоб:
– Отойди от меня на безопасное расстояние, иначе оболью тебя кофе. – Её голос потеплел, и уже вполне дружелюбно она заметила в сторону Инны: – Ты не думай, наши мальчишки приставать не будут. Они у меня вот где! – Марьяна подняла вверх крепко сжатый кулачок. – Я уже во второй раз буду шифтерить. Сначала в Таиланде кантовалась, но решила перебраться на Бали. Если приживусь, то останусь насовсем. Там жизнь в три раза дешевле, чем здесь, а проблем и совсем нет, если не считать тараканов в ванной комнате и муравьёв в супе. Но я их не боюсь. А ты?
Инна пожала плечами:
– Не знаю. Но, наверное, тоже не боюсь, хотя муравьёв в супе не одобряю.
Она вдруг подумала: может, и вправду сменить обстановку? Но не так, чтоб шило на мыло, типа короткого отдыха на курорте, а кардинально, с перелётом в другую реальность, где нет ни взрывов в метро, ни сбитых машиной девушек, ни крематория с Олегом в полированном гробу. Ни-че-го! Только море, солнце и стрёкот цикад под звёздным небом.
Она отхлебнула глоток кофе и посмаковала во рту терпкую горечь.
– Знаете, ребята, покажите мне фото дома, что планируете снять, да подробнее расскажите о Бали. Я подумаю.
Село Загоруево, 1903 год
Летний день выдался холодным. Посконная рубаха[6]совсем не грела, и Матвейка замёрз до синевы, как ни спасался от холода, бегая с бечевой, чтобы согнать коров в стадо. Утренняя заря длинным розовым языком медленно слизывала сливки с кипенно-белого облака.
Когда стадо дойдёт до дальнего выгона, от облака не останется и следа, зато на небо выкатится солнечное колесо и станет теплее.
– Не ленись, Мотька, шибче, шибче ногами шевели! – знай себе покрикивал на подпаска пастух дядька Панас. Полностью дядьку Панаса звали Афанасий, а попросту Афоня, но он велел называть себя только Панасом, чтоб звучало уважительнее. Приложившись губами к оплетённой баклажке, дядька Па-нас шумно отхлебнул пару глотков и вытер рот рукавом.
– Эх, крепкий квасок, зараза. До кишок продирает.
Матвейка знал, что в баклажке у дядьки Панаса не квасок, а что покрепче, но помалкивал. Мама настрого наказывала ему не перечить, а то дядька Панас возьмёт в подпаски другого мальчишку, и тогда придётся им с мамкой с голоду пухнуть. И так-то семья едва концы с концами сводила, от урожая до урожая, а о прошлом годе батюшку лошадь