Молот и крест. Крест и король. Король и император. Гарри Гаррисон
какое дело Ингульфу до меня?
Хунд окунул в оставшуюся воду черствую краюху и протянул Шефу.
– Торвин говорит, это дело Пути и надо тебя выручить. Не знаю почему, но он совершенно одержим этим. Кто-то поговорил с ним вчера, и он сразу примчался к нам. Ты что-то сделал, о чем я не знаю?
Шеф улегся поудобнее, насколько позволяли путы.
– Много чего, Хунд. Но в одном я уверен: никто не спасет меня от Ивара. Я отнял у него женщину. Как это искупить?
– По обиде и выкуп. – Хунд налил в кувшин воды из меха, положил рядом хлеб и протянул Шефу грязный сверток, который принес под мышкой. – В лагере плохо с едой, а половина одеял пошла на саваны. Это все, что я нашел. Растяни, не ешь сразу все. Если хочешь расплатиться – подумай, чем может быть полезен король.
Хунд указал подбородком на угол загона, где сидели умиравшие воины, затем сказал что-то охране, поднялся и вышел.
«Король, – подумал Шеф. – Какой выкуп потребует Ивар?»
– Есть ли надежда? – сдавленно произнес сидящий за столом Торвин.
Убийца-Бранд взглянул на него с легким недоумением.
– Что за речи я слышу от жреца Пути? Надежда? Надежда – слюна, которая стекает с клыков волка Фенрира, скованного до дня Рагнарёка. Если мы начнем действовать лишь потому, что вообразили какую-то надежду, то, право слово, кончим не лучше христиан, поющих гимны своему Богу в расчете на лучшую долю после смерти. Ты забываешься, Торвин.
Бранд с интересом посмотрел на свою правую руку, вытянутую на грубом столе возле горна Торвина. Она была почти до запястья рассечена мечом между вторым и третьим пальцем. Над ней склонился Ингульф, который промывал рану теплой водой со слабым запахом трав. Вот лекарь медленно, осторожно развел края раны. Мелькнула белая кость, но ее мигом залила кровь.
– Лучше бы ты пришел ко мне сразу, а не тянул полтора суток, – сказал лекарь. – Со свежей раной управиться проще. А с такой, закрывшейся, куда больше возни. Можно рискнуть и зашить как есть. Но неизвестно, что было на рубанувшем тебя клинке.
На лбу у Бранда выступил пот, но голос оставался спокойным и ровным.
– Валяй, Ингульф, делай свое дело. Я повидал слишком много загнивших ран, чтобы рисковать. Боль можно и потерпеть, а если испортится кровь, мне точно конец.
– И все же надо было прийти раньше.
– Я полдня пролежал среди трупов, пока какой-то умник не заметил, что все остыли, а я – нет. А когда я понял, что хуже раны у меня и впрямь не бывало, оказалось, что у нашего лекаря есть дела посерьезнее. Правду говорят, что ты вынул из старого Бьора потроха, сшил их и затолкал обратно?
Ингульф кивнул и вдруг решительно выдернул щипцами костный отломок.
– Говорят, он теперь называет себя Тертым Бьором и клянется, что видел врата ада.
Торвин шумно вздохнул и придвинул кружку к левой руке Бранда.
– Хватит, ты достаточно наказал меня болтовней. Теперь говори: есть ли шанс?
Бранд побледнел, но ответил прежним сдержанным тоном:
– Не думаю.