Королева Аттолии. Меган Уэйлин Тернер
раздраженно вздохнула. Чувство знакомое и, по правде сказать, в чем-то даже приятное.
– Если я не хотела, чтобы он умирал от одного заражения, то разве могла желать ему смерти от другого?
– Простите, ваше величество. Мне очень жаль.
– Пожалеешь еще сильнее. – И обернулась к капитану личной гвардии: – Доставить его в Эддис, пока живой.
Она вышла из камеры и по бесчисленным дворцовым лестницам направилась в личные покои. Через гостиную прошла в спальню, отослала бесчисленных служанок, села в кресло и долго смотрела, как над морем угасают последние лучи заката. Выкинула из головы мысли о воре, лежавшем на полу холодной камеры, но никак не могла отделаться от воспоминаний о своей любимой амфоре, разбитой, и о расплескавшемся масле.
Глава Четвертая
Королева Эддиса вышла во двор встречать своего вора. Рядом с ней стояли те из придворных, кого она не смогла никуда отослать. Ей вспомнилось, как однажды Эвгенидес поинтересовался, почему события с ее участием обычно превращаются в цирк и почему ему отводится роль танцующего медведя. Наконец показался паланкин, больше похожий на клетку, хотя окна были закрыты занавесками, а не решетками.
Несли паланкин эддисские солдаты. Они приняли его от аттолийцев у подножия горы и осторожно подняли по извилистой дороге, петлявшей вдоль старого русла реки Арактус. Аттолийцы шагали рядом, замыкали шествие эддисский посланник и его свита. Встретившись глазами с королевой, он еле заметно покачал головой, предупреждая: готовьтесь к худшему. Он уже передал ей донесение о том, что́ происходило в Аттолии.
Получив с гонцом вести от посланника, Эддис велела всем выйти и в одиночестве долго сидела на троне. Когда свет в потолочных окнах сменился сумерками, пришел слуга со свечами для ламп, но Эддис отослала его. В тот вечер парадного обеда не было. Придворные поужинали в своих покоях, и наконец самая пожилая из служанок пришла уговорить королеву лечь в постель.
– Сидя здесь, в темноте, ты ничего не сможешь сделать, дорогая моя. Ложись спать, – уговаривала Ксанта.
– Я могу думать, Ксанта. И мне надо подумать еще немного. Скоро я поднимусь к себе, честное слово.
Ксанта удалилась в королевские покои и стала терпеливо ждать. Так прошла ночь.
Утром королева переговорила наедине со своими министрами и настроилась на долгое ожидание. Она понимала, что Аттолия отправит Эвгенидеса домой, только когда закончит с ним, и ни минутой раньше.
Паланкин был красивый. В нем, вероятно, носили кого-нибудь из аттолийской знати по узким улочкам старых городов. Раздвижные двери запирались снаружи, чтобы сохранить внутреннее убранство и ткани, когда паланкин простаивает. А еще они позволяли держать вора под замком, пока его не доставят в Эддис. Эта предосторожность была излишней, но аттолийские гвардейцы, посланные с паланкином, получили приказ торопиться и не рисковать.
Они передали свою ношу эддисийцам и проследовали