Мёртвая рука капитана Санчес. Книга 2. Достояние Англии. Нина Запольская
быстро приближались к ним. Бежать было поздно. Капитан положил свою палку на землю, достал нож, раскрыл его и посмотрел на Платона – Платон уже стоял с ножом в руке. Капитан сделал шаг из темноты узкого переулка и услышал, как идущий первым мужчина сказал ему:
– А… Слепец… Так это ты морочишь головы глупеньким девушкам…
– Я здесь… Иди ко мне, – сказал капитан и попятился по улице, выманивая своего противника на себя, чтобы оставить место для манёвра Платону.
Когда противник капитана бросился к нему, из переулка вышел Платон и преградил дорогу второму нападающему, отсекая его от первого. И тут капитан весь сосредоточился на своём противнике.
Противник капитана, рослый гибкий испанец, согнулся пополам, как хищник, готовый броситься на свою добычу. В левой руке он держал шляпу, чтобы отражать ею удары, в правой его руке был зажат нож, выставленный вперёд андалузским приёмом. Капитан встал лицом к нему: левая рука кверху, левая нога вперёд, нож у правого бедра. Сердце его, заколотившись сначала, теперь замерло, успокоилось. Капитан почувствовал себя сильнее самого могучего великана. Его противник бросился на него.
Капитан повернулся на левой ноге и резко шагнул в сторону, и испанец наткнулся на пустоту и на нож капитана, который вошёл ему в подбородок. Капитан повернул нож и, выдернув его, отпрыгнул. Из раны испанца бурно хлынула кровь свистящим, чёрным потоком. Он рухнул и больше уже не двигался. С ним было кончено. Капитан посмотрел на Платона.
Платон в это время уклонялся от быстрых ударов своего противника, который, увидев, что против него теперь двое, отпрыгнул назад и метнулся бежать. Капитан и Платон его не преследовали. Наоборот, они побежали в противоположный конец улицы, не забыв спрятать ножи и взять с земли палку. Добежав до давешней таверны с дудками и маракасами, они, переждав немного, чтобы утихло сбитое дыхание, вошли туда, и капитан спросил у хозяина дорогу к ближайшей недорогой венте. В ней они и заночевали, обессиленные и оглушённые, на каких-то шкурах, сваленных на каменном полу, мучимые тревожными мыслями и клопами…
Под утро капитану приснился сон: он, одетый в красный жилет поверх кирасы, тяжело бежал к открытым воротам алжирской крепости в первых рядах таких же воинов в чёрных плащах с белым крестом на левом плече. Ливень бил его, ослепляя, холодными струями по лицу, злой северный ветер сыпал градом и мешал бежать, путая его мокрый, липкий плащ в усталых ногах. Мушкет свой с промокшим в нём порохом Дэниэл давно уже бросил, как бесполезный, в палатке, которую тут же смело ураганом, и сейчас он сжимал в руке меч, простой и надёжный.
Он бежал из последних сил, зная, что должен ворваться в ворота, пока они не закрылись, но бежать было трудно, ноги скользили в страшном месиве грязи, он спотыкался, падал, вставал, задыхаясь, и снова бежал почему-то уже один. У него не было слёз – их смыл ливень, и не было мыслей – все мысли исчезли, осталось только отчаяние, а тяжёлые, мощные