.
играть на рояле и петь. Институт Ирина не окончила – выгнали по понятным причинам, но она много читала, надеясь, что плохие времена пройдут. Лидочка не понимала, что значит – «плохие времена», когда же расспрашивала, от нее отмахивались, как от ребенка. Мол: детка, о чем ты, разве мы плохо живем? А Лидочка была уже не ребенок, она рано научилась читать потаенный смысл недосказанных слов, была неуемна в своей любознательности, ее влекло к взрослой жизни. Из библиотеки Лидочка таскала книги, которые родители запрещали читать в ее возрасте, оттуда она почерпнула много познавательного в отношениях между мужчиной и женщиной. Часто девушка ставила себя на место госпожи Бовари или другой героини романов и думала: как бы она поступила на их месте? И сама себе отвечала: во всяком случае, глупостей не наделала бы и уж точно не выпила яду, как бы ни сложились обстоятельства.
У Бориса Михайловича была старшая сестра, которая жила в Ленинграде, и два брата – один служил на границе офицером, второй тоже, как и он, занимался самолетостроением. Если Борис Михайлович был статен, красив, энергичен в свои сорок восемь лет, то средний брат Федор, в очках, рассеянный, никогда не шумел, не хохотал раскатисто и громко, как отец Лидочки, сутулился и оттого казался ниже ростом. Роднила братьев одна черта – вспыльчивость. Но Борис Михайлович взрывался громко, а Федор Михайлович обижался и дулся, долго не разговаривал с обидчиком. От зоркого ока Лидочки не ускользнуло, что дядя Федор влюблен в Ирину. Ах, как жадно он смотрел на нее! Его кадык постоянно ходил по горлу вниз-вверх, будто мысленно дядя Федор проглатывал русалку Ирочку, а она не замечала этого.
Наступило лето, любимое время года, когда – долой учебники, долой зубрежку, долой режим! Да здравствуют дача, море, солнце и безделье! Собирались всем домом, включая няньку и кухарку, лишь домработница и Анна Ивановна, которая не могла бросить работу, оставались дома. Лидочка заметила, что мать сама не своя, но все мысли девушки заняли сборы – как уложить необходимое в два чемодана, ведь ехала на все лето.
– Да не волнуйся ты так, не первый раз мы без тебя уезжаем, – бросал отец обеспокоенной жене.
– Мам, все будет хорошо, – летая из комнаты в комнату, говорила Лидочка. – Где мой бадминтон?
– Бадминтон уложил Ванечка, – крикнула мама метеору-дочери, которая умчалась наверх и тут же появилась возмущенная, с пылающими щеками:
– Сколько раз говорить, чтобы не трогал мои вещи? Вот я ему…
– Успокойся, егоза, – сказал отец, но, как всегда, нестрого. – Ваня более организованный, он ничего не забывает, даже твои вещи.
Дочь не дослушала, а помчалась к машине, на которой водитель должен доставить всех к поезду. И краем уха уловила (оттого притаилась за дверью!), как мама с упреком произнесла, обращаясь к Борису Михайловичу:
– Ты изменился с тех пор, как в нашем доме…
– Замолчи! – раздраженно сказал отец. (Нет, не сказал, рявкнул. Лидочка даже вздрогнула, она никогда не слышала, чтобы папа разговаривал с