Русская удаль. Александр Леонидович Миронов
мысль о своих возможностях, как её прервали.
– Мужчина! Мужчина!..
У подъезда пятиэтажного дома, который он проходил, его окликнула женщина, ну не так, как на пожаре, а скромненько. И словно бы за язык поймала на грешных мыслях.
Юрий Саныч даже слегка смутился, притормозив на здоровую ногу.
– Что вам? – спросил он.
Женщина привстала со скамьи, придерживая перед собой детскую коляску. Молодая, невысокого роста, волосы белые, видимо, крашеные, лицом смуглая, цыганистая, и глаза – карие!
– Извините, пожалуйста, – приблизившись, сказала женщина несколько пониженным голосом, – вы не смогли бы мне помочь? Оказать маленькую услугу?
– В чём же?
– Представьте себе, не могу попасть в квартиру, – она изящным движением руки показала на окно первого этажа с открытой форточкой. Её улыбка умиляла, и пара золотых фикс в белых рядах зубов ослепляли. И голос, слегка приглушенный, и взгляд… настраивал как будто бы на игру. А может, это так показалось из-за его праздничного настроения?..
– Кхе… И чем же я могу вам помочь? – вновь спросил Юрий Саныч, тоже понизив отчего-то голос, настраиваясь на волну интриги, и почему-то сразу решил, что молодая мамочка потеряла ключ от квартиры. И, видать, намучилась с ребёнком на улице…
Так и есть. Или почти так.
– Понимаете, пошла с дочкой на прогулку, а ключ дома оставила. Вот вернулись, теперь домой попасть не можем. Папочка наш куда-то свинтил, – при последних словах мамочка, подсюсюкивая, наклонилась к коляске, поправила лежащую на ней дорогую накидку, плед или шаль. И стала легонько покачивать. – А-а!.. А дочку пора кормить. Она ещё и обмочилась, пелёнки надо поменять.
Женщина вопрошающе-смущённый взгляд положила на Юрия Саныча.
Ах, эти глаза напротив!..
– И как же вы предлагаете попасть к вам в квартиру? Дверь взламывать? – Юрий Саныч проникался сочувствием к женщине и симпатией, и слегка заюморил.
– Зачем же так громко? Можно и через форточку, – и она вновь повторила жест ручкой в сторону окна. – Я бы и сама, да боюсь, ребёнок проснётся, ещё вывалится из коляски. Да и одета я… – она бегло окинула себя взглядом, за котором невольно проследовал взгляд и Юрия Саныча, и, когда их взгляды встретились… он почувствовал, как в нём зазвенел романс фанфарами:
"Ах! Очи страстные и прекрасные!.. Вижу пламя в вас я победное. Сожжено на нём сердце бедное!.."
Юрий Саныч без лишних слов протанцевал к окну, в котором была открыта форточка.
Слева от окна проходили две трубы, газовая и водосточная. По водосточной, наступив на нижний её держатель-скобу, можно было приподняться и дотянуться до газовой. А там – дело рук и молодецкой удали!
Юрий Саныч поплевал на ладони и, прежде чем обхватить водосточную трубу, обернулся. Женщина отошла вновь под акации к скамье, где сидела до его появления, словно спряталась от посторонних глаз или от солнца под кустом, и, сцепив руки под упругими буграми груди, следила за ним, бросая взгляды по сторонам.
Коляска